Перед глазами качался тусклый огонек лампады. Божья Матерь укоризненно смотрела с липовой доски. А рядом...
Штефана будто в грудь ударило. Деревянный крест, полотенце в тонких, канонического письма, ладонях – святая равноапостольная княгиня Елена! И сразу, без всякой, казалось бы, связи вспомнились светлые косы в крови, яркая цветная тряпка чаршафа и сырой могильный холм, над которым пандурские ружья разбросали в небо залп холостых зарядов.
Фатьма. Он ее не любил, наверное. Мог бы полюбить – или не мог, но не любил. По крайней мере, не так. И горевал тоже – не так. Но хотя бы понять глубину и силу чужого горя он может. Теперь – может.
Значит, Тудор все-таки помнит.
От мысли, что хоть про маму и дядьку не ошибся, не обманулся, почему-то стало чуть легче, даже горло немного отпустило. Но все же... Самому-то теперь как?
Штефан тяжело опустился на кровать.
Надо отдохнуть. Уж слишком голова плывет, чтобы придумать сейчас хоть что-то путное. Ничего. Из дома ушел – не пропал, и снова не пропадет. И еще Машинката – о ней-то, кроме него, некому будет позаботиться. Он справится. Должен.
На дворе стемнело. Под навесом давно зажгли фонарь, лошади хрупали сеном, мамалыга сытно побулькивала в котле на тагане, а пандуры из двух отрядов все еще переваривали неожиданные новости.
– Так это чего получается? – уже в который раз переспрашивал Гицэ у Зойкана. – Наш Подсолнух, так его и так, слуджеру родней приходится?
– Ты это, язык придержи, – насмешливо посоветовал в ответ Зойкан, которому изрядно надоело по десятому разу повторять одну и ту же историю.
Добравшийся наконец до усадьбы Йоргу гордо топорщил усы у тагана.
– А я ведь говорил капитану! Я ведь предупреждал! Я ведь сразу сказал – надо его в Клошани! – он погрустнел, с досадой пригладил усы. – Так ведь нет же, не поверили. Ну вот теперь пусть ему холку мылят.
– За что? – поразился Гицэ. – Что такого-то?!
– Как что? – Йоргу тяжко вздохнул. – Почитай, полгода Подсолнух у нас на заставе торчал, а мог бы сразу здесь оказаться!
Гицэ вдруг осенило:
– А чего он сам-то не поехал? Только байки про дядьку нам травил.
– Поганец, – прибавил Йоргу любимое словечко Симеона, и Гицэ согласно кивнул:
– Во-во! До Клошани с заставы – на добром коне полдня! Чего сидел-то, как мышь под веником? – он глубоко задумался. – А не пропесочат ли нынче за это и нашего Подсолнуха?
Йоргу хмыкнул в усы.
– Ты вспомни, Гицэ, чего нам тот Подсолнух рассказывал! Ничегошеньки ему не будет, паршивцу, даже и не думай! А вот капитану достаться может – святой Спиридион!
– Так это, вроде бы не за что, – усомнился Зойкан. – Разве что за пьянку в отряде да драку. Но мы вон в городе корчму давеча разнесли – ничего.