– Не надо! Мало он тебе крови попортил?! Не связывайся! Я сам уеду, только скажи! Только ты не езди... Тебе с ним говорить нельзя, он... – Штефан осекся, замотал головой. – Он говорил... это такое... такая грязь... противно. А убивать его тебе нельзя, я лучше сам уеду.
Слуджер, кажется, действительно растерялся – в первый раз на памяти Симеона. И взгляд уже не прежний, пугающий, и сказать что-то пытался не раз, вот только слов не мог найти, а Штефан все говорил и говорил, все больше распаляясь.
– Я бы его сам за маму убил, сволочь, но...
Тудор наконец высвободил руки. И осторожно, почти ласково потянулся к лицу Штефана.
– Малыш. Что ж ты сразу не приехал?
– Я...
Подсолнух вдруг схватился за воротник и покачнулся. Тудор попытался его поддержать – шарахнулся в сторону. Замер, все еще шатаясь, с трудом стоя на ногах, но голову вскинул упрямо. Похоже, даже вытянулся, как перед Симеоном давеча, когда сознавался, что подбил Гицэ по горам завывать.
– А зачем? Мамы нет давно, царствие небесное, а со мной нянчиться уже не надо! Не дите – от бед за чужую спину прятаться, сам справлюсь! Перед Николае извиняться, отцом его звать не стану – противно, – он поперхнулся, качнулся снова, но ухватился за косяк, чтобы не упасть, и договорил сдавленно, придушенным голосом: – Только это еще не значит, что я с тебя стану что-то требовать... навязываться. Я уеду.
– Так, хватит! – Тудор шагнул вперед и сгреб Подсолнуха в охапку, отрывая от несчастного косяка. – Уедет он! Ляг живо, несешь тут околесицу!
Штефан сдавленно пискнул и уткнулся слуджеру в грудь, прямо на глазах Симеона превращаясь из взрослого парня, лихого вояки и сквернослова, в испуганного и усталого мальчишку, что примчался со своей бедой в родные объятия.
– Я писал, – всхлипывал он, цепляясь за рукава и отвороты кафтана. – Я часто писал, а ты не ответил ни разу... Я думал... Я домой писал... Я же не знал, думал, передадут, а Николае... Он письма – в печку...
Тудор его, кажется, не слушал. Гладил по встрепанным светлым волосам и тихонько уговаривал:
– Все, все, успокойся. Иди спать, малыш, ну что ты? Успокойся, Штефан!
Подсолнух мотал головой, самозабвенно зарываясь носом в кафтан и продолжая что-то бормотать.
– Штефан! – окликнул его Тудор порезче, отрывая от себя и встряхивая за плечи. – А ну, встань смирно! И ступай спать! – и прибавил с улыбкой, когда мальчишка испуганно выпрямился и начал утираться рукавом: – Я тебя не донесу, ты же с хорошую оглоблю вымахал.
Штефан фыркнул. Попытался сделать шаг – и снова чуть не полетел на пол.