Когда план сложился, стало немного легче. Хотя бы появилась цель: куда двигаться и что делать. Дальше почти как на учениях: умыться, поесть, собраться, прикинуть маршрут. Только вот уже когда оседлал коня, когда убирал пистолеты в ольстры[22], снова вспомнился тот, кто ему пистолеты эти подарил. Дядька Тудор.
Видеть его сейчас Штефан готов не был. Это когда он только отца виноватым считал, готов был сорваться, извиняться за чужие грехи. А теперь-то что? Как ни крути, правой стороны не найдешь. Что отец, что дядька, и ты между ними, как в мельничный жернов попал. Да еще поди пойми, кто из них тебе отец? Николае, конечно, в запале бросил, да только если б не было у него сомнений, то не сказал бы. Не станешь же у дядьки в лоб спрашивать? А если и спросишь, уверен, что хочешь слышать ответ?
Нет, видеть сейчас дядьку Штефан не хотел. Но и уехать просто так тоже не мог. Все-таки слишком много хорошего он видел от дядьки Тудора, чтобы перечеркнуть это все разом. Не хотелось, чтобы тот считал, что он такой же, как Николае, что одобрил бесчестный поступок. А с другой стороны, оставалось то самое проклятое «Как он мог?», разъедающая душу ядом горечь от крушения идеала, на который всю жизнь равнялся...
И если уж рвать с прошлой жизнью, то окончательно, раздав все долги и поставив все точки. Значит, с дядькой следовало объясниться.
Решение пришло само собой – написать письмо. На посыльного денег не хватит, но если проехать через пограничную заставу и попросить передать... Только заставу бы выбрать подальше от Клошани, чтобы ненароком не столкнуться!
Штефан мысленно представил карту и кивнул сам себе. Даже круг особо делать не придется, все равно уже на юг забрал, промчавшись прошлый день по тракту. А дядька Тудор – среди пандуров личность известная, письмо точно не потеряют, передадут. И там его уж точно никто в огонь не кинет.
С этими мыслями он вскочил в седло, тронул коня шагом, прокручивая в голове строчки пока еще не написанного послания. Выехал на дорогу и вновь повернул коня на запад. Впрочем, дорога стала забирать вверх, на ней кое-где попадались камни, а за своими мыслями Штефан не всегда замечал, что гнедой не слишком спешит перебирать ногами, то и дело останавливаясь и объедая зелень с придорожных кустов. Порой Штефан спохватывался, подбирал поводья, давал шенкеля, и гнедой ненадолго ускорял шаг, но стоило Штефану отвлечься, снова почти останавливался.
Когда письмо в голове сложилось до последнего слова, Штефан обнаружил, что за день проехал куда меньше, чем собирался, и теперь ночь застигала его вдали от человеческого жилья. Последнюю деревушку он миновал еще пару часов назад, а раз за временем не следил, то и не сообразил, что стоило бы остановиться. Так что ночевать снова пришлось на голой земле, да еще куда более каменистой, чем накануне. Хорошо хоть, родник нашелся да удалось набрать сушняка на костер. На ужин ушли остатки хлеба с солониной, и Штефан только вздохнул, понимая, что завтракать будет уже нечем.