— Справедливо, — пожал плечами гость.
Я подошел к Иннокентию и наклонился над его ухом.
— Вы обыскивали Андрюшина?
— Разумеется, ваше сиятельство.
— Видели список фамилий из Сената?
“Ищейка” нахмурился, вспоминая.
— Вроде было в описи. Да, что-то точно было… В тетради.
— Обратите внимание на этот список. Все фамилии жертв нападения — оттуда. Возможно, журналист и правда что-то накопал.
Иннокентий с недоумением на меня уставился.
— Откуда вы об этом знаете, ваше сиятельство?
Пришлось быстро вспоминать, что я там наплел в объяснительной.
— Я ведь подошел к Андрюшину в библиотеке, — приняв невинный вид, пожал плечами я. — Пока разговаривали, обратил внимание на книгу и то, что он в ней искал. Там перечень участников Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати Сената. Мне еще бросилось в глаза, что фамилии были знакомые. Ведь среди них фигурировала и моя.
Разумеется, свою копию списка я ему не отдал. Еще небось самому пригодится. Пусть “ищейки” выполняют свою работу. Зря что ли налог идет в казну?
Иннокентий задумчиво кивнул.
— Благодарю, ваше сиятельство. Попрошу коллег обратить на это внимание, если они еще этого не сделали. Я ведь не занимаюсь непосредственным ведением расследования. Так, на подхвате… А теперь, — он залпом допил остывший кофе и поднялся. — Мне нужно идти. Боюсь, ночью могут вызвать, а хотелось бы успеть поесть переодеться. Благодарю за гостеприимство, Матильда Карловна.
Он слегка поклонился нам с баронессой.
— Еще раз приношу соболезнования. Жаль, что встретиться пришлось по такому поводу.
Иннокентий вышел. Матильда молча прикрыла глаза и снова взялась за бутылку виски. Плеснула в стакан на два пальца и устало опустилась в кресло.
— Кем они вам приходились? — осторожно спросил я. — Шуваловы. Вы очень расстроились, узнав об их гибели.
— Старые друзья семьи. Одна из девиц Шуваловых была моей теткой. Так что, можно сказать, родня, пусть и не самая близкая. — К моему удивлению, Матильда перекрестилась и опустошила стакан. — Упокой Господи души рабов твоих.
Я старался не обращать внимание на это богохульство. Каждый справляется с горем как может.
— Михаил, оставь меня, пожалуйста, одну, — попросила наставница. — Мне нужно немного времени… чтобы примириться.
Было больно глядеть на женщину, которую я всегда видел лучащейся силой, энергией и обаянием. Сейчас же она сжалась, казалась хрупкой, потерянной. Для своих тридцати с хвостиком она обычно выглядела ослепительно, но горе проложило на лице Матильды скорбные морщинки.
— Конечно, — кивнул я. — Мы можем что-нибудь для вас сделать?