Я в лепешку расшибусь, чтобы все действительно было хорошо. Чтобы у неё все было. А там, может быть… Может быть, она даст мне еще две недели? Месяц? Год? А после мы оба забудем, что вообще устанавливали друг для друга временные рамки.
После того, как я увидел ревность Викки воочию — я снова дал шанс и этой эфемерной надежде — когда-нибудь заново отстроить то, что я когда-то разрушил. Разумеется, ревность не доказывает ничего, кроме факта ее существования. Но я ей небезразличен. Больше, чем она мне озвучивает. Это уже озаряет дорогу.
Я ведь всерьез опасался, что и моих двух недель после всех этих волшебных новостей меня Викки лишит. Просто потому, что она слишком гордая. Снова пришлось бы с ней воевать, уламывать, изощряться на всякие многоходовки. Она же позволяет мне продолжать быть с ней рядом.
— Как же я к тебе хочу, — честно сознаюсь я, все еще намекая на то, что могу приехать, — просто к тебе и Машке. Можем мою справочку закатать в рамочку под стекло, чтоб не потерялась.
— И повесить тебе на грудь вместо ордена? — в голосе Викки начинают прыгать долгожданные смешинки.
Я многозначительно жду. Мог бы приехать сам, но мне хочется, чтобы она меня принимала. Раньше — она признавалась мне в любви по семь раз на дню — юная, жгучая, страстная. Чего мне недоставало, спрашивается? Сейчас мы вообще об этом не говорим. Просто потому что у нас не отношения, я исправно играю отведенную мне роль и ожидаю критической точки, отложив любые маневры на период после двух недель.
Вот будет стоять на своем — тогда мы и повоюем. А сейчас я пробираюсь в неё совсем другими путями. И торопиться и давить здесь себе дороже.
— Знаешь, я тут случайно приготовила целый противень запеканки, и мы с Маруськой точно с ним не справимся, — задумчиво тянет Викки, и я удовлетворенно улыбаюсь, — вот, если бы нас спас кто-нибудь прожорливый...
— Вызов принят, мэм, лечу на помощь.
— Красные боксеры не забудь, супермен, — хихикает Викки, и я на самом деле на пару секунд зависаю.
— Это твоя эротическая фантазия, Ви? Синее трико тоже прихватывать?
— Приезжай уже, Ветров, — она мягко фыркает как довольная кошка, — хоть без ничего, лишь бы побыстрее. Маруська утверждает, что без тебя есть не сядет. Спасай дочь от голодной смерти.
Без ничего — это хорошая часть её предложения. Вселяющая надежду, что вечер воздержания мне все-таки не грозит. Она ведь может поморозить меня некоторое время из-за Кристины, с неё станется.
Но я могу к ней приехать. Она позволяет.
Все хорошо.
Настолько хорошо, что даже кажется немного слишком…