— Передай Диме, что я хочу с ней познакомиться, — спокойно произносит мама, будто и не об олигархе с криминальным прошлым ведет речь, а о провинившемся ученике из её класса, — будем ли мы общаться — там решим. Но для начала я хочу её увидеть.
В общем-то как я и думала. Моя мама — это мама, каких еще поискать надо. Я никогда не сомневалась, что сердце у неё размером со звезду, и в нем не просто тепло — в нем жарко.
Если ей хочется встретиться с Ликой — пусть. Я не буду беситься по этому поводу.
Зачем? Я могу сейчас вытянуться на самом краешке маминой кровати, прижаться к её плечу носом и как маленькая — зажмурить глаза и представить, что все хорошо. Все! Все-все-все!
И даже Яр скоро придет в себя. Он просто обязан!
Поскорее бы...
Увы.
Второй день после ареста моего бывшего свекра заканчивается, и у меня по-прежнему нет новостей об улучшении Яра. Потом — третий...
Меня начинает подташнивать от страха и безысходности. Хочется лезть на стену от всего, а мне нужно мило и спокойно объяснить Маруське, почему мы пока не можем навестить папу. Папе плохо. Просто плохо.
Не рассказывать же ей то же самое, что мне говорят врачи — про спутанность сознания нашего пациента, про начавшуюся инфекцию…
Бывает, что такие ранения оказываются почти безобидными. Бывает. Но это не наш случай.
Господи, первый раз в жизни я боюсь сказать дочери правду. Боюсь сделать больно ей, разбить маленькое сердечко и… Свое при этом остановить.
Боже, и почему меня всегда так волновала разница нашего положения.
Я бы с удовольствием все вернула в исходные условия, в те, в которых у меня для вечеринки было Алинкино платье, лишь бы Яр стоял в двух шагах от меня, и его взгляд, едва касающийся моей кожи, уже оставлял бы ожоги.
Я ведь так ему и не сказала. Ничего не сказала. Что восемь лет без него в моей груди попросту ничего не билось. Все тянула, тянула, мучила, хотела выпить из него как можно больше крови перед этим, ну и…
Выпила, блин! Столько его крови мне выдали, хоть захлебнись, Викуля!
Стоит закрыть глаза — и я снова вижу все те же алые озера, стремящиеся слиться воедино.
В какой-то момент я теряю терпение и еду к Свете вместе с мелкой. Не знаю почему, просто испытываю острую потребность ощутить рядом хоть кого-то близкого и целого. Совершенно неожиданно выкладываю ей все, стоило ей только задать очень скользящий вопрос — что там у меня происходит.
Света, Светик, Светка… Никогда не думала, что эта дива, красящая губы с таким вкусом, что на это залюбуется даже очень приевшийся любыми зрелищами зритель, умеет быть такой уютной, что её действительно хочется называть так по-свойски, как школьную подружку. Она слушает. Внимательно, не перебивая, время от времени прикладываясь к чашке с зеленым чаем, под тихое курлыкание Козыря-младшего, что болтает ручками и ножками в колыбельке неподалеку.