— Ладно. За костром следите.
Ваня шагнул в темноту за дровами…
— А-а-а!!! А-а-а! — закричал кто-то в болоте, страшным нелюдским голосом.
Ваня даже присел от страха и, выронив дрова, пополз на четвереньках к костру.
Дима с Сенькой сидели, прикрыв головы руками, а Кузьма стоял.
— Филин это орет, — сказал он. — Не бойтесь.
— Мы не боимся…
— А-а-а! А-а-а! О-о-о! — опять заревел в болоте филин или кто-то другой.
Ревел и выл филин в болоте долго, страшным голосом, от которого холодела спина.
Ребята прижались друг к другу и слушали, боясь пошевелиться… Потом все стихло. Но внезапно наступившая тишина тоже пугала, в нее не верилось.
Съежившись, они сидели у костра, придавленные темнотой, маленькие, как комочки… На небе дрожали неяркие звезды, обступил лес, большой и темный, темнее ночи.
Костер осел, рассыпался, начал тухнуть, желтоватые язычки огня ползли в сторону, по земле, лизали сырую траву и умирали. Ваня вытащил из травы большой сук, изломал его и бросил в погибающий огонь. Костер ожил и повеселел.
Сенька погрел над ним руки, встал и принес из темноты охапку сухих сучьев.
Шипя и постреливая, разгорался большой костер. Обгоняя сизый дым, летели от него легкие искорки.
— Зря мы у болота остановились, — сказал Дима. — Страшно тут.
— А где не страшно? — спросил его Кузьма.
Ответил за Диму Сенька:
— Дома не страшно. Только мамка ругается.
Ребята успокоились и стали гадать, кто кричал в болоте — человек или птица.
— Леший это орал, — сказал Дима. — Мне дедушка рассказывал про него. Прищемят ему русалки бороду, вот он и орет не своим голосом.
— Не выдумывай…
— О-о-о! А-а-а! — взревел в болоте леший.
Ребята замерли, оцепенели от страха. Леший выл совсем рядом, в десяти метрах от костра.
Мокрый и злой, Яков вышел из болота, с трудом нашел в темноте тропку и зашагал по ней к шалашу. У шалаша остановился, погрозил кулаком мерцающему у болота костру и негромко засмеялся.
Ночь кончалась, уже тянуло предрассветным холодом, меньше стало звезд.
Яков решил спокойно спать в шалаше до утра, надеясь, что ночью ребята все равно никуда не уйдут. Не снимая мокрых сапог, он повалился на теплую, преющую траву и быстро уснул.
Разбудила его сорока. Она громко и назойливо трещала где-то совсем рядом.
Яков выполз из шалаша — и испугался… Солнце уже давно поднялось. Ребята могли уйти… Но куда? В какую сторону? Пока он своими глазами не увидит, что ребята вернулись домой, в поселок, нельзя им с Никифором спокойно мыть золото на Сорочьем Ручье… Он вытащил из шалаша мешок, берданку и побежал к болоту.
Трава сверкала на солнце, будто усыпанная битым стеклом. Ее разрезала тропка, прямая и тонкая. Тропка терялась в болоте. Но Яков в болото не пошел, он стал пробираться по обочине осинника поближе к тому месту, где ночью он лешим выл, пугая ребят.