…Отец вернулся довольный.
— Отдают нам, Ваня, храм божий под музеи. Городской Совет распорядился… Пошли, посмотришь, как я устроился.
По дороге отец, посмеиваясь, говорил:
— Думаю, правильно сделали. Бездельников было много среди святых. Грешники города строили, хлеб сеяли, землю, как невесту, украшали, а святые десять веков на небо глядели. Вот и догляделись!
Большую каменную церковь видно со строительной площадки, стоит она на горе, у самой Камы, высокая, белая. Старые тополи ей по пояс.
Отец шел быстро, Ваня едва поспевал за ним.
— Пап, а зачем тетя Анна дядю Гришу ругает?
— Ругает, говоришь? Не слышал, не знаю…
В церковной ограде трава густая, высокая, даже дорожек не видно, все затянуло зеленью.
Отец поднялся па каменное крыльцо и открыл большую железную дверь.
Слова и шаги отдавались в высокой церкви гулко, как в бочке. На холодный, железный пол сверху падал сухой солнечный свет, похожий на желтые прозрачные ленты. Стены и потолок были разрисованы. Святые глядели на них обиженно, сердито поджав тонкие розовые губы.
Отец мерял шагами расстояние от стены до стены и говорил:
— Тут у нас будет отдел природы. Согласен? Между Николаем-угодником и ангелами разместим солеваренную промышленность. А на этой стене повесим портреты наших строителей. Думаю, ангелы не обидятся. Для них — честь такое соседство… Согласен?
Ваня промолчал. Неуютным и мрачным казался ему будущий музей. Лучше бы отдали какую-нибудь старую избу.
— Ну, чего молчишь? Может, замерз? Пойдем документы посмотрим.
Отец завел его в маленькую комнатку, пахнувшую свечами и ладаном. Окна в ней были узкие, в железных решетках. На стенах висела седая паутина, в углу стояло красное пыльное кресло.
— Архиерейское, — сказал отец.
На кресле и на двух длинных столах лежали грудами желтые истрепанные бумаги. Отец сел к столу и стал внимательно рассматривать их. Он сдувал с бумажек пыль, разглаживал их осторожно и чему-то радовался. Ваня тоже подошел к столу и начал перебирать пыльные листки и тетрадки, прошитые суровыми нитками. Под тетрадками лежал большой разрисованный лист… Это была карта: реки на ней как змейки, а лес темным сплошным пятном. Плохо, что слова разобрать нельзя — не по-русски написано.
— Пап, смотри!
Отец взял карту.
— Французская… Интересная вещь. Случайно нашел, в конторских бумагах… Видишь, в этом месте речка начинается, таежная. Называется она Сорочий Ручей. До нее верст семьдесят будет, а может, и больше… Золото там, если карте этой верить, лопатой греби. — Отец встал, отошел к окну, постучал кулаком по железным решеткам. — Думал уж я… Прикидывал. Сходить бы на Сорочий Ручей, проверить карту. А кто пойдет в тайгу? Не очень грамотный человек срисовывал… Инженеру одному показывал, смеется, не верит. Не волнуйтесь, говорит, из-за пустяков. Липовая, говорит, ваша карта. А я волнуюсь — стране золото нужно… Эх, годиков бы тридцать сбросить мне, я бы ему показал… Специалисту!