— Я знаю, что вы почувствовали. Но страх всегда порождается незнанием. В день, когда вы окончательно станете связаны с этим, — он показал на мумию, — вы с просветлённым умом преодолеете все преграды.
Спускаясь по аллее монастырского сада, мы молчали. Слова были ни к чему. И так было достаточно всевозможных откровений. Но всё-таки Ренато Д. счёл уместным напоследок добавить:
— Это явление, сколь бы незначительно оно ни было, относится к вампиризму. Но оно не единственное в своём роде. Все опыты по некромантии могут заставить появиться то, что мы называем «воздушными трупами», то есть духов умерших, если их тела сохранены.
Суббота, 2 апреля
День, казалось, не наступит никогда. Хотя уже было девять часов, небо над каналом оставалось тёмным. Снаружи свистел ветер, а воды Рио-Сан-Вио хлестали по стене пансионата. Волны так раскачивали гондолы и небольшие суда, что те, казалось, перевернутся. Вся Венеция была пронизана шквалом, шедшим с моря. Мы провели дурную ночь. Ветер непрестанно завывал и хлопал ставнями, которые мы оставили открытыми. Преодолевая озноб, мы оделись и спустились на завтрак. В столовой только-только разожгли камин. Официанты суетились вокруг столов, расставляя тут и там чашечки с дымящимся кофе. В зале царила привычная атмосфера, несмотря на бурю, злобствующую на улице.
Так начался этот странный день…
Мы ели молча, почти машинально. В мыслях мы пребывали в другом месте, там, в маленькой монастырской пристройке. Перед глазами у нас маячила жуткая мумия.
Я вспомнил одну работу, написанную в конце XIX века Станисласом де Гуайтой. Она пришла мне на память, словно чтобы подвести основу под мой страх и дать мне возможность осмыслить его:
«Выполнять кровавые ритуалы над вскрытой могилой или, может быть, даже — что ещё хуже — внушать душе, ещё запутанной в магнетических тенётах трупа, искушение не рвать их полностью, значит, протягивать ей мерзкий кубок вампиризма…»
Я раскрыл книгу Монтегю Саммерса, посвящённую вампиризму. Его мысли лишь развивали сказанное Гуайтой: «Такой живой мертвец имеет тело, являющееся его собственным телом. Он не мёртвый, не живой, но В СМЕРТИ живущий. Он представляет из себя аномалию, гермафродита мира призраков, парию среди чудовищ».
«Парию среди чудовищ…» Для этого автора вампир представляется чудовищнее самих чудовищ, злотворнее самого зла.
Я уверен, что Ренато Д. сказал бы мне: «Выкиньте эти сочинения, они не дадут вам ничего. Это христианские книги, авторы которых играют в магию. Гуайта сам был христианином, выдававшим себя за мага, паяцем, кривляющимся на пороге Великого Знания».