— А я-то тумал, што он короший тефка, а он расфратник, мушик ночует, ох, ох, ох…
Весь следующий день Екатерина Ивановна боролась с собой, но вечером все-таки подкараулила Мавру Адамовну на крыльце и высказала все, что о ней думала. У Мавры был жених, Иосиф Марков, который жил, кажется, в Красноярске или в Томске — теперь уже не вспомню точно, — и, конечно, распутное поведение внучки (мнимое!) бабушку совсем не устраивало. Бедная девушка никак не могла понять, в чем ее обвиняют. Спасла положение Лина, которая сама наткнулась на эти злосчастные сапоги и закинула их в чулан. Ситуация прояснилась, Манка получила за свою выходку хороший нагоняй и на некоторое время угомонилась.
Я уже говорила, что у Веберов была приличная библиотека, которая располагалась в мансарде. Там проходила печная труба, поэтому даже зимой в помещении было относительно тепло и уютно. В мансарде стояло неизвестно откуда притащенное старое, ветхое кресло, его накрыли старым одеялом, получилось очень мило. Туда обычно приходили посидеть в тишине те, кто был расстроен, там переживали обиду наказанные дети. Для моей мамы это было самое любимое место в доме, о нем она вспоминала почти до самой смерти. Там она прочитала всего Бальзака, часто не понимая по малолетству, о чем идет речь. Зачитывалась Пушкиным. Много стихов она знала наизусть, любила Лермонтова, Некрасова, Кольцова, а басни Крылова цитировала постоянно. Когда-то и Лина просиживала здесь часами, завороженная строками Державина и Пушкина. Библиотека Веберов научила мою бабушку и маму любить литературу. Эту любовь они пронесли через всю жизнь.
Позднее мама много читала уже советской литературы, коллекционировала экстравагантные народные изречения, поговорки, пословицы, частушки. Это был кладезь «всякой всячины», как она любила говорить. В то же время, если нужно было вести беседу «в обществе», она характерно «делала губки», принимая выражение светской дамы, и вела себя так, будто каждый день только тем и занимается, что принимает у себя элиту. Юмор и слезы всегда были у нее где-то рядом. В молодости это был огонь, пламя — все, кто с ней общался, или откровенно восхищались ее искрометностью, или завидовали. В старости слезы уже побеждали чаще, чем юмор. Дима ей говорил:
– Ну что ты, баба, начала так весело, а закончила слезами?
А она отвечала:
– Что поделаешь, если жизнь такая горькая.
Молодежи не нравится наше негативное отношение к жизни. То ли дело люди на Западе — сплошные праздники, радость, смех, отсутствие проблем, бесконечный позитив. Что поделать, такие уж мы, русские. Вечно недовольны собой и своей жизнью, особенно старики — все брюзжим, брюзжим… Негатив!