Мы ехали весь день, прерываясь на маленькие остановки. Казалось, Кестер спешил наверстать упущенное время, он совсем не выглядывал из экипажа, пока мы стояли на приколе. Да я старалась и не смотреть в эту сторону.
— София, возьми, — мелодичный голос Лады вывел меня из задумчивости. — Просили тебе передать.
Ванда изнывала от духоты и всё присматривала у дороги травы, но больше по привычке. Каждому известно, что хорошую сочную траву у дороги брать нельзя, а пожухлая для дела не годится.
Я же коротала часы, читая книги по травоведению, делая острым грифелем пометки на полях, совсем как моя хозяйка, по пути спрашивая её мнения о том или ином средстве. Да слушала травы.
После близости с Кестером мой магический объём снова вырос, на этот раз почти на четверть. Если так пойдёт и дальше, то вскоре страну вполне сносной отравительницей.
Но дальше так не пойдёт, я больше не позволю никому к себе притронуться. Хватит с меня этой горькой настойки, только отдающей приторной сладостью, а на дне её — яд!
— Что это? — спросила я Ладу, не спеша притрагиваться к протянутому конверту. Предчувствие было недобрым.
— Говорю же, передать просили. Меня просил Пьетр, а уж как к нему эта бумага попала, я не знаю. — ответила красавица и снова протянула серый незапечатанный конверт. Мол, бери, и сама думай, как с ним поступать будешь.
— Спасибо.
Я взяла, потому что ситуация и так выглядела странной, ещё немного, и на нас внимания станут обращать.
Привал мы сделали на окраине Непроторенного леса. Последняя остановка перед выездом на Снежную равнину. Я старалась не думать о том, что случилось, но мысли всё равно крутились вокруг прошлой ночи. И тут Лада с письмом!
Как ответ на мои незаданные вопросы.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что Ванда занята, а остальным и дела до меня нет, я бросила через плечо:
— Спасибо. Извини, мне надо побыть одной.
— Да, конечно, — Лада при всей её социальной распущенности не была любопытной.
Кому как не бордельной девочке знать, что у каждого есть такие тайны, в которые посторонним опасно совать нос. В лучшем случае его откусят.
— А я думал, ты потерялась! — обиженно произнёс невесть откуда взявшийся алхим. По мере того как лес редел, Ле Шатон всё чаще дерзил и проявлял своенравность.
— Не боишься заходить в лес? Уже смеркается.
— С тобой, нет. Лихо ты тогда разобралась с ней. С лесавкой.
— Она не лесавка, а лесной дух. Лесавки раньше были людьми, а она просто всегда была. С незапамятных времён.
Я шла вперёд, не разбирая дороги. Хотелось зайти поглубже, сесть на прогретую солнцем корягу и в одиночестве поплакать над прощальным объяснением Кестера.