— Чтобы хотеть что-то сказать, нужен повод. А у меня его нет, — горделивая осанка дона Игната, стоявшего перед Великим князем, только подчёркивала невозмутимость тона, с каким был произнесён ответ.
— А не ты ли мне говорил, что надо быстрее начать распрю с Казанью?
— Про распрю я ничего не говорил. Я лишь передал слова своего императора, который по-дружески советовал тебе присоединить к Руси земли Казанского ханства. Но решать, как поступить, это лишь в твоей власти.
— А ты знаешь, что сегодня произошло в Москве? — продолжая хмуриться, спросил Иван Васильевич.
— К сожалению, не успел. Обо всех новостях, произошедших в городе за день, мне докладывают в семь часов вечера. Как раз в это время меня пригласили к тебе, — Лемезов интонацией подчеркнул предпоследнее слово. — Но, судя по твоему тону, произошло что-то нехорошее…
— Ха — нехорошее! — сжал кулаки Великий князь. — Сегодня боярские дети, которые вернулись из вашей страны, напали на Казанского царевича и убили его!
— Хм! — удивился посол. — И как же они прокомментировали свои действия?
— Что сделали? — не понял князь.
— Как они объяснили свой поступок?
— Объяснили! — возмутился Иван Васильевич. — Разбойники ничего не объясняют, они бегут с места преступления.
— А свидетели есть?
— Видаки, что ли?
— Да.
— Видаков хоть отбавляй! Средь бела дня вдвоём напали на царевича и его охрану и всех перебили!
— Какие молодцы! — восхитился посол.
— Ты что, дон Игнат, глумишься что ли?! — князь гневно стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
— Нет, наоборот, восхищаюсь. Вдвоём… Среди белого дня… Напали на царевича и его охрану и всех перебили… Разбойники так точно не поступают, — многозначительно заметил Лемезов. — И ещё, боярских детей в течение нескольких лет учили тому, что обидеть гостя или посла — это значит совершить тяжкий грех. Применять же оружие против них можно лишь исключительно в порядке самообороны, то есть, защищая свою жизнь. Но первыми браться за оружие нельзя! Поэтому я сомневаюсь, что они совершили нападение.
— Не знаю, чему их учили, только они убежали, совершив злодейство!
— А вот это плохо. Значит, побоялись суда. Или решили, что смерть царевича им не простят.
— Конечно, не прощу!
— То-то и оно, — вздохнул посол. — А для чего ты меня пригласил к себе, Великий князь?
— Хотел узнать, не подговорил ли кто специально отроков к злодейству?
— Специально? — нахмурился Лемезов. — Иван Васильевич, мой император слишком высоко ценит дружбу с тобой, чтобы портить её ради какого-то ханства, которое не задевает его никаким боком. По крайней мере, реши он что-то предпринять, то вначале бы спросил у тебя совета.