Чуть изменилась музыка рожка, и на площадку к одиночному танцору высыпали остальные эфебы: юные, сильные, гибкие, одухотворённые. В музыку влились слаженные удары мечей о щиты, звучащие как один, единый отклик живых сердец. Это сердцебиение войны и жизни пронизывало танец. Сердцебиение учащалось, согласно ритму. Хождение парами сменилось сольными партиями, когда эфебы отточенными движениями по несколько человек делали дорожку, выкидывали коленца, в полуприсяде проходясь по низу. Остальные отбивали всё быстрее и быстрее ритм. Приам, отброся щит и меч, окружённый полукругом из юношей на земле, крутил ногами мельницу. Его сменил Мелиагр, прошедшийся колесом. Ритм убыстрялся.
Вот уже пятеро вышли вперёд с танцем журавля. После них следующая пятёрка прошлась кувырками. Мечи стучали по щитам. Звонко. Грозно. Непрерывно..
Одновременно все щиты были подняты вверх, образуя черепаху. Музыка исчезла. Тишина, наступившая резко после нарастающего, темпа просто оглушала.
Алесь отбросил щит и меч, и по подставленным спинам юношей взбежал вверх, к самому небу, на площадку, выложенную для него щитами.
Тишину прорезал ритм, отбиваемый им ногами по щитам. Быстрый, чёткий. Точный. Отбивая его ногами, он и крутился на месте, и замирал, а потом опять отбивал ритм. Чёткий. Короткий. Громкий.
Будучи на полном эмоциональном взлёте, Кока, стоящий в стороне, поднял вверх руки со своим мечом и подобранным алесиным. Не сказать, что в небе были тучи, но их хватило, чтобы дать крупный разряд молнии, осветивший отбивающего ногами на щитах такт юношу. Зрелище было незабываемое. Разгорячённый, быстрый, прекрасный в своём вдохновении юноша в свете молнии.
Два огромных зелёных глаза с восхищением пожирали его из-за колоны. Дочь Артобаза любовалась своим желанным, его стройной фигурой, при этом совершенно не худой, пластичными движениями, гармоничной мускулатурой, горящим от возбуждения лицом и сияющими карими глазами. Сердце девушки готово было выпрыгнуть из груди и окрылённое любовью биться там, на щитах, рядом с Алесем, в той высоте, куда он звал за собой.
Кувырком слетев со щитов, юноша замер, эфебы застыли вместе со своим командиром. Кивком головы Пармений отпустил их, и мальчишки убежали мыться и одеваться.
Вечером Барсина, или как её называли дома, Воробушек, растирала парню шею и плечи, украдкой целуя в рыжую макушку. Юноша был полностью вымотан и выжат как лимон при приготовлении мяса. Перед тем как уйти в казарму, он заглянул сюда, и под девичьими руками просто уснул.
— Бедный мой Олежек, — шептала девушка, наслаждаясь видом спящего парня.