Прозвучало три протяжных сигнала и нежный женский голос на турецком, английском и китайском сделал очередное объявление… Стамбульский аэропорт был крупнейшим транспортным межконтинентальным хабом. Прозвучал анонс, что начинается регистрация на рейс Стамбул– Париж… Вот и настал час истины… Сейчас она проштампует свой паспорт и…
Мадлен сильнее сжала свою дамскую сумку… Она бежала…. Позорно бежала от Него… Или от себя… Или от всей этой ситуации… Оказывается, притворяться 24 часа в сутки сложно… Нет, не перед Ним… В их отношениях как раз притворства не было– полнейший игнор и равнодушие за исключением тех случаев, когда надо было на публике сыграть роль прекрасной молодой семейной пары. Перед собой было чертовски тяжело… Подходить ежедневно к зеркалу и убеждать себя, что все нормально… Что все образумится… На что она рассчитывала? Что должно было образумиться? Анвар раз и навсегда дал ей понять, что никаких «реальных отношений», даже попросту попытки реально сблизиться, между ними не будет…
«– Все это только для ребенка, Мадлен», – сказал сразу после их так называемой «свадьбы», представлявшей собой поспешную церемонию «никаха» с участием ближайших членов семьи и кади.
С момента этой проклятой свадьбы ничего не изменилось, все стало только хуже… Будь, они в Дамаске, Мадлен хотя бы могла вырваться– проветриться, встретиться с подругами… Там было ее место силы, ее родина… а здесь, в чужом городе– она стала словно заложницей… Нет– нет, он нисколько ее не ограничивал в передвижениях, напротив, ему преимущественно было плевать, что она делает, где ходит. Главное, чтобы ребенку не навредила. Это он у ее и спрашивал в те редкие разы, когда их глаза пересекались– «как ребенок»? Не «как дела», не «как поживаешь», не «что делала», а «как ребенок» … Словно она просто сосуд, просто инкубатор… Мадлен могла часами сидеть на набережной Босфора, наслаждаться безмятежностью жемчужной глади залива, смотреть на наглых чаек, стаями атакующих мелких рыбешек, имевших неосторожность заплыть в обманчиво тихую гавань… Этот город был потрясающим, бьющим под дых своим очарованием и энергетикой, обволакивающий неповторимым колоритом… Это и печалило ее больше всего… Есть места, в которые можно приезжать только влюбленными– Париж, Санкт– Петербург, Стамбул, Венеция… Тогда красота этих сказочных городов окрыляет, возносит… Появись там с разбитым сердцем– и они тебя раздавят, уничтожат… Невзаимностью… Нелюбовью… Это как покалеченному уроду смотреть на красавицу, безмятежно радующуюся жизни…
Анвар уходил на работу еще засветло, раньше семи– восьми утра, а возвращался сильно за полночь… Мадлен знала, что с утра он ходит в спортзал, поэтому спортивная одежда всегда была при нем, знала, что обедает всегда на работе или в ресторанах поблизости. А вечера… Вечера, очевидно, он проводил в другой, более приятной женской компании… Он этого, в сущности, и не скрывал… Вещи стирала их горничная, которая, то ли назло, то ли желая услужить, не преминула сразу же при обнаружении показать хозяйке еще больше месяца назад красную помаду на кипельно белом воротничке рубашки мужчины. Лицо Мадлен не дрогнуло, но с того момента она сама начала маниакально следить за такими вещами… Чувствовала себя не имеющей на это права, ничтожной, жалкой, а все равно следила… Часа в три ночи, когда Анвар все– таки засыпал в своей комнате– спали они, конечно, отдельно– она тихо пробиралась к нему и проверяла наличие улик… И, конечно же, находила… Улик всегда будет предостаточно, если их никуда не прятать… Презервативы в карманах брюк, запах женских духов от одежды, следы косметики… Она проверяла вещи каждый день… Возможно, для того, чтобы понять для себя– это кто– то постоянный, это параллельная жизнь, или же просто развлечения на одну ночь… В один из таких дней, когда гормоны играли, видимо, особенно драматично, она осталась в гостиной ждать его прихода… Хотела поговорить… Серьезно поговорить… Начистоту… Все прояснить…