Отецъ же нашъ, царь, повеле ю и с нами, с чады своими, в темницу всадити. Опечалися велми, не мня ю такову быти, якову обрете. Ведый же добродетелное нрава ея, ведая бо и жестоту матери своея, вскоре не умертви матери нашей и наю, но повеле ю в темницы хранити и питати. И по мнозем времени хотя ю сожещи и с нами, с чады своими, и советом царскаго сигклита и приятель ближнихъ и молениемъ властинымъ не умори наю, ни сожже. Но повеле отвести в пусто место матерь мою и наю, и сотвориша тако. Мати же наю уведев о беде своей завистную клевету в темнице седя, от стражей и от протчихъ, и возложи надежду на Господа Бога и на Пречистую Богородицу, моляся и благодарне терпящи. Пребываше в пустыни плачущи и питающи нас от плодов земных и отъ сосецъ своихъ. И доиде до некоего потока и места доброплодна, и пребывая ту немало время, и некогда возляже опочинути. И в то время приде на нь зверь лютъ лвица, и восхити у нея младенца, брата моего, и унесе. Мати же моя по следу тому зверску идяше, плакашеся велми, и постиже во острове некоем лвицу в примории. И видя сына своего у нея, брегома и питаема, и зря на него, плакашеся, приближитися не смея. И отиде, скитающися по пустыни, возложи печаль свою на Бога. И многи дни гладомъ томима и жаждею, и зноемъ опаляема, и студению оскорбляема, ведый с собою и нося мене единаго, и доспехомъ некоего града. Из него же азъ ныне приидохъ, слышахъ рать сию, нашедъшую на градъ сей. Мати же моя, егда прииде со мною ко граду тому, обита у некоего мужа благочестива и нищелюбива, и престарела, и богата зело, и до сего времени, иже и мене сподоби бранными орудии». Царь же, слышавъ таковая от юноши, разуме, яко быти ему сынове его, смятеся утробою, облияся слезами. И, помолчавъ, вопроси другаго юношу, рече: «А ты, храбрый юноше, откуду сей, и какова града и отечества?» Он же, воставъ, рече: «Азъ, царю, не могу доволно глаголати, понеже ненавыкновенъ есмь языка совершенно глаголати вашего. И не вемъ града есмь или отечества, но мало распамятствую, яко по пустыни ходихъ с женою некоею и отрочищемъ другимъ, и мню, яко мати ми бысть и братъ, но мало памятствую. Паче же ныне от словесъ его, сего юноши, вразумляюся. Унесе бо мя лвица у матере моея и внесе в пещеру свою. Азъ же от страха изумихся, и егда, отдохнувъ мало, востахъ, хотехъ бежати от нея, она же охапивъ мя, гладяше, ласкаяся, взирающи ко мне любезно, от'емлющи лизаше и не брежаше мя. Азъ же, видевъ, яко не вредитъ мя, но паче утешаетъ и питаетъ мя, и многаши по острову оному хождахъ. Она же во следъ мене хождаше, и никому не дадяше мя вредити. В нощи же в пещеру ону идоша и почихомъ ту. Лвица же она питаше мя от сосцу своею, приноша же и плоды земныя, могущыя мя укрепляти. И тако жихъ с нею в пещере до дне того, егда корабленицы они придоша и поемше насъ, и представиша мя пред тобою, пречестнейший царю, а иного о себе ничтоже вемъ».