ему: «Радуйся, Григорие, яко возвратился еси с прибытком многимъ! Но скоро в сий час злою смертию живота лишишися от чародея злаго. Аще же хощеши такия смерти избыти, послушай совета моего: повели въскоре, да привезут зде тчанъ
[355] великий с водою, чтобъ тебе въместитися в него».
И скоро устроиша тако. Еще жъ той мудрецъ устроил зерцала великое и много над тою водою мудръствовахъ. И повеле Григорию во тчанъ внити и вскоре погрузитися единожды. Он же сотвори тако. Повеле же ему посмотрити в зерцала и рече: «Что видиши? Понеже[356] узриши в семъ зерцале себе смерть и животъ». Григорей же, егда погрузися въ воду и посмотре въ зерцало, рече доброму приятелю своему: «Вижу, что въ дому моемъ жидовинъ взя лукъ, жена же моя подаетъ ему стрелу. Той жидовинъ хощетъ стрелити во образъ мой, в воску слиян». И рече мудрец: «Зло сие знамение, понеже близъ есть смерть твоя. Обаче[357] не буди печален, блудися, зря[358] в зерцало беспрестанно. Егда неприятель той натянетъ лукъ той, в той часъ въскоре погрузися въ воде сей». Григорий же сотвори тако. Посемъ паки[359] в зерцало посмотре. Мудрецъ же паки вопроси его: «Что видеши?» Он же рече: «Вижу жидовина печална, что не попаде во образ мой. И, разъяривъся, приимъ у жены моей вторую стрелу и хощетъ стрелиты во образ мой». Мудрецъ же рече: «Твори, якоже тебе азъ заповедалъ». Сотвори же Григорей тако и возре в зерцало. И виде жидовина печална и рыщюща по полате, много волъхвуя, зубы скрежетая[360] и власы терзающа, яко второе не получи[361] желания своего. И взя лукъ, жена же его подаде ему третию стрелу. И прииде жидовинъ близъ образа Григориева, хощетъ стреляти в него. Григорий же ужасеся и сказа все, яко «прииде близъ образа моего жидовинъ». Мудрецъ же рече ему: «Зело блюдися сей часъ. Аще не сохранишися в воду въскоре, то зле умреши!» Григорий же, весь трепетенъ, стоя и в зерцало непрестанно взирая. Егда же жидовинъ нача лукъ натягати, а Григорей весь сохранися въ воду. И, егда погружися, посмотре в зерцало, нача смеятися. Мудрецъ же вопроси его: «Что тако радуешися?» Онъ же отвеща: «Вижу, господине мой, что стрелилъ жидовинъ во образ мой и не попаде в него, но стрела та прииде в стену и, отскочивши, уязви его самого. Онъ же зле скончася, жена же моя тело его закопа под мостъ[362] въ полате той». Мудрецъ же рече: «Ныне благодари Бога, зъдравъствуй, иди в домъ свой». Григорий же поклонися ему до земли и много надаривъ его.
И прииде здрав въ домъ свой, жена же его облечеся в драгия одежды, изыде во стретение ему, радуяся и обънимая его, глаголя: «Откуду мне солнце возсия и от печалныя зимы обогрело?» И слезивши много, потомъ нача радоватися о здравии его, что в добромъ здравии от пути Богъ принесъ.