Григорий же созва всехъ и отца духовнаго, нача имъ на нея жаловатися, како, согласившися с мужемъ новымъ, жидовиномъ, хотя его злой смерти предати и како той жидовинъ слия въ воску образъ его «злохитрством своимъ для смерти моей». И показа имъ образ той на стене. «И ныне азъ не хощу с нею жити, но якоже вы хощете, тако с нею творите. А ныне не имать быти[363] мне женою». Она же нача плакати и клятися, что «отнюдь сего не знаю и образ твой того ради сотворила, чтобы мне зрети на него и твою б любовь во всякъ часъ поминати. А ты мене ныне поносиши злодейственными словами! Азъ ни зла какого повиннаго, ни жидовина не знаю». И начаша его сродницы ея обличати: «Что неправдою на невинность возлагаеши[364], понеже не хощеши ея любити!» Он же много о семъ глаголя с ними и како его о семъ Богъ избавилъ от тоя горкия смерти. «И аще о томъ веры мне не имете,[365] то покажу вамъ на обличение чюдное свидетельство». И повеле Григорий подмостъ[366] разломати и выняти того злодейственнаго жидовина. Видевши же сие, жена его от страха не ведая, что глаголати, сродницы же такожде постыдешася.
И отдаша ея суду градъскому, и тако много мучиша ея и предаша горкой смерти.
«Повесть о купце Григории» была создана, скорее всего, на рубеже XVII—XVIII вв. как прямая переделка переведенного с польского «Приклада о преступлении душевнем и о ранах, уязвляющих души человеческия», иначе называемого «О чернокнижнике и рыцаревой жене» (Римские деяния, вып. I. СПб., 1878, с. 107—113). Русский автор полностью переработал текст, не только освободившись от полонизмов, но и придав иное словесное оформление диалогам, а также по-новому изобразив магические действия мудреца и оттенки реакций героя на увиденное в зеркале. Кроме того, автор преобразил социальный облик героя, заменив безымянного благочестивого рыцаря — паломника в Святую землю — купцом с православным именем Григорий, а также ввел более традиционную для древнерусской литературы характеристику жены, которая изменяет мужу «по действу диаволю», под влиянием «волхвования», а не из-за склонности к «чужеложству», как говорилось в западном источнике.
Переработка привела к созданию оригинальной русской повести на международный сюжет с заранее заданными элементами повествования. Едва ли не впервые в древнерусской литературе тема колдовства и доброй магии освобождена от чисто церковных оценок и подчиняет себе все остальные стороны произведения.
Текст «Повести» был опубликован по рукописи: РГБ, собр. Большакова, N 314, л. 612—618, первой четверти XVIII в., с разночтениями по другим спискам: Скрипи ль М. О. Неизвестные и малоизвестные русские повести XVII в. //