»
[437]. И не изнеможе нищетою, но паче первыхъ летъ весела бе.
Егда же приближися честное ея преставление, и разболеся декабря в 26-й день, и лежа 6 дней. Въ день лежа моляшеся, а в нощи, воставая, моляшеся Богу, особь[438] стояше, никимъ подъдержима, глаголаша бо: «И у больнаго Богъ истязуетъ[439] молитвы духовныя».
Генваря въ 2-й день, свитающу дню[440], призва отца духовнаго и причастися Святыхъ Таинъ. И седъ, призва дети и рабы своя и поучая о любви, и о молитве, и о милостыни, и о прочихъ добродетелех. Прирече же и се: «Желаниемъ возжелах[441] ангельскаго образа иноческаго, не сподобихся грех моихъ, нищеты ради, понеже[442] недостойна быхъ, грешница сый убогая. Богу такъ извольшу, слава праведному суду его». И тутъ повеле уготовити кадило и фимиямъ положити, и целова вся сущая ту[443], и всемъ миръ и прощение дастъ, возлеже и прекрестися 3-жды, обьвивъ чотки около руки своея, последнее слово рече: «Слава Богу всехъ ради. „В руце твои, Господи, предаю духъ мой"[444]. Аминь». И предастъ душу свою в руце Божии, егоже возлюби. И вси видевше около главы ея кругъ златъ, якоже на иконахъ околе главъ святыхъ пишется. И омывше, положьше ю в клетъ, и в ту нощь видеша светъ, и свеща горяща, и благоухание велие повеваше ис клети тоя. И вложьше ю во гробъ дубовый, везоша в пределы муромския, и погребъше у церкви праведнаго Лазаря подле мужа ея, в селе Лазареве за четыре версты от града, в лета 7112-го (1604) генваря въ 10 день.
Потомъ над нею поставиша церковь теплую[445] во имя архистратига Михаила. Над гробомъ ея лучися пещи быти[446]. Земля же возрасташе надъ нею по вся лета. И бысть в лето 7122-го (1614) августа въ 8 день преставися сын ея Георгий. И начаша въ церкви копати ему могилу в притворе между церковию и пещию, бе бо притворъ той без моста[447], и обретъше гробъ ея на верху земли целъ, не врежденъ ничимъ. И недоумеваху, чий есть, яко от многихъ летъ не бе ту погребаемаго. Того же месеца въ 10 день погребше сына ея Георгия подьле гроба ея и поидоша в домъ его учредити погребателей. Жены же, бывъшыя на погребении, открыша гробъ и видеша полнъ мира[448] благовонна, и в той часъ от ужасти не поведаша ничтоже, по отшествии же гостей сказаша бывъшая. Мы же, слышавъ, удивихомся и, открывше гробъ, видехомъ такъ, яко и жены реша[449] от ужасти, начерпахомъ малъ сосудец мира того и отвезохомъ во градъ Муромъ в соборную церковь. И бе видети в день, аки квас свекольный, в нощи же сгустевашеся, аки масло богряновидно. Телеси же ея до коньца от ужасти не смеяхомъ досматрети, точию видехомъ нозе ея и бедры целы суща, главы же ея не видехомъ того деля, понеже на коньце гроба бревно пещьное налегаше. От гроба же подъ пещь бяше скважня