- Ты ведь не из-за меня ревешь? Не из-за плёвой царапины на лице?
Она мотает головой, одновременно пытаясь успокоиться, чтобы ответить мне. Я вижу ее усилия, но ей это удается не сразу.
- П… п… п-прости меня, Марсель!..
- Маааам, - тяну недовольно, но она мотает головой, давая понять, что не закончила, и я замолкаю, позволяя ей выговориться.
Молча подвожу к кровати, силой - она сопротивляется, но в и тоге сдается - усаживаю на идеально ровное, без следов примятости после моих ночных размышлений и беспокойного сна покрывало, и обнимаю одной рукой. Лед в мешке начинает таять и мокнуть, а рука мерзнет, поэтому я откидываю его на туалетный столик.
Еще какое-то время мама всхлипывает, рвано вздыхая, но, наконец, справляется с истерикой.
- Прости меня, сын, что вмешалась, влезла в твою жизнь со своими условиями и позволила этому случиться.
- Чему именно? - я так удивлен, что даже забываю ей возразить.
- Этой некрасивой разборке с Артемом, - мама смешно шмыгает носом. - Лучше бы он меня ударил. Это все моя вина…
- Чё за бред, София? - убираю я свою руку и встаю перед ней.
Когда я злюсь на мать, обычно называю её по имени.
- Почему вдруг ты решила, что виновна в этом, мама? Это не ты свела меня с Агатой, не ты толкала нас друг к другу. Наоборот, ты будто играла за команду Артема, запретив… - заметив, как на этом слове мама зажмуривается и под тяжестью вины втягивает голову в плечи, я спешу заменить его: - …попросив меня не торопиться быть с Агатой.
- И тем самым я породила… Ну ладно, не породила - продлила - ложь, притворство и несчастье собственного ребенка.
Спор как будто помогает ей взять себя в руки, слезы больше не текут, дыхание выравнивается, и она заметно успокаивается, а я прячу вздох облегчения. Не знаю, что там с женскими слезами вообще, но материнские - тот еще квест. Я готов согласиться с чем угодно, лишь бы она больше не ревела.
И если сейчас работает вывод её на спор, я готов подыграть.
- Ну не такой уж я и ребенок, мам, - усмехаюсь, но это не срабатывает, потому что она вдруг соглашается:
- Действительно, - улыбается, но уже в следующее мгновение во взгляде появляется озадаченность. - Кстати, о твоём притворстве - а где Алекса? Ее не было на палубе, и нет тут. Она видела драку?
- Мам, это не было дракой, - морщусь я раздраженно. - Толчин ударил меня один раз, обозначил свою позицию и свое отношение ко мне. Вот и всё. Драться мы не со…
- Я не это спросила, - обрывает меня она. - Садись.
Усаживает меня вместо себя и осторожно прикладывает лёд к моей скуле, задевая и подбитый глаз, и распоротую губу. Ощущение одновременно и приятное, и болезненное - холод на воспаленную и припухшую кожную ткань снимает жжение, но в то же время касание открытых ран заставляет меня поморщиться. София не обращает внимания на мою гримасу.