— Зачем тебе уходить, дурак? Да еще на зиму глядя?
— Так ведь и вы тож уезжаете, — с досадой сказал Северьян, глядя вниз, на свои облепленные соломой и дегтем босые ноги. — Вам в Москву, в ваше юнкарьское, а я тут кому нужен? В первый же день за ворота выкинут. А то еще хужей — исправнику сдадут. Нет уж, Владимир Дмитрич, не согласный я.
Поразмыслив, Владимир решил, что парень прав, и с искренним сожалением сказал:
— Жаль, что так получается. Я к тебе привык. Видит бог, если б не отец, а я тут хозяином был, — никто бы и слова не пикнул. А меня Фролыч, правда твоя, не послушает. Что ж… держи вот на путь-дорогу, да спасибо за науку.
— Много даешь, барин… — растерялся Северьян, комкая в руке десять рублей.
— Много не мало. Прощай.
Вечером Северьян, ни с кем не простившись, но и не прихватив ничего из барского имущества, как ожидал Фролыч, ушел из усадьбы. На другой день Владимир уехал в Москву.
В один из первых же дней пребывания в училище Владимира вызвали вниз, в гостевую, где, как сказал служитель, его дожидался «человек из усадьбы батюшкиной». Встревоженный Владимир сломя голову помчался в гостевую: неожиданный визит из Раздольного означал, скорее всего, то, что в имении что-то случилось. Он ворвался, гремя сапогами, в круглую темноватую комнату — и замер от изумления: на полу, сложив ноги по-турецки, сидел Северьян и нахально его разглядывал.
— Наше почтенье, барин… — ухмыльнулся он, ловко вскакивая на ноги и изображая поклон. — Вот, зашел повидаться, а то…
Договорить он не успел: Владимир налетел на него и сжал в объятиях.
— Северьян! Так ты не ушел! Какой молодец, ну, давай рассказывай! Как ты? Где ты? Есть хочешь? Деньги тебе нужны?!
— А я-то думал, что это вы шамать хотите… — проворчал Северьян, аккуратно выматывая из тряпицы полкалача с колбасой и соленые огурцы. — Знаем мы казенный-то харч, сами трескали… Начальство-то сильно ворует, аль и вам остается? Вы жуйте, жуйте, я снедал сегодни…
Дважды приглашать не пришлось: Владимир, здоровый двадцатилетний организм которого требовал пищи постоянно, с жадностью накинулся на принесенную еду. Северьян наблюдал за ним с усмешкой, но в узких глазах пряталось что-то незнакомое, теплое.
— Где ты живешь? — невнятно, с набитым калачом ртом спросил Владимир.
— На Хитровке, — пожал плечами Северьян. — Царские места, в ночлежке — пятак за ночь, и никто не беспокоит…
— Но там опасно!
Северьян заржал, и Владимир, смутившись, сердито добавил:
— Что, и работа есть?
— Какая наша работа… — закатил бедовые глаза Северьян. — Так, по мелочам, чтобы бога не гневить…