Хлопнув дверцей холодильника, вылетаю из кухни и поднимаюсь по лестнице. Сейчас я даже смотреть на него не могу. Войдя в спальню и хлопнув очередной дверью, останавливаюсь и удивляюсь… и что теперь? Я должна просто уйти — дать нам обоим немного времени, чтобы успокоиться. Все слишком мощно, слишком быстро. Токсично, вредно.
Я захожу в огромную ванную и закрываю за собой дверь. Обстановка пентхауса более родная, чем должна быть. Потратив месяцы на проектирование и координацию работ, я чувствую себя здесь как дома. Я, вероятно, больше дома, чем Джесси; он не прожил в этом месте и месяца, а одну неделю из этого срока потратил на нелепую пьянку до состояния отключки.
Я бреду к шезлонгу у окна и смотрю на доки. Люди внизу занимаются своими повседневными делами, прогуливаются или выпивают в барах, все выглядят безмятежными и расслабленными. Вероятно, ко всем это не относится, но в своем смятении я эгоистично полагаю, что никто не может быть так встревожен, как я. Я по уши влюблена в мужчину, у которого самый экстремальный характер и вызывающие манеры. Однако, с другой стороны, он самый любящий, чувствительный, оберегающий мужчина во Вселенной. Если Джон прав, и он такой только со мной, должны ли мы быть вместе? К сорока годам он умрет от сердечной недостаточности, и это будет моя вина. Хорошие времена с Джесси невероятны, но плохие — невыносимы.
Чувствую себя одновременно проклятой и благословенной за то, что обрела его.
Устало вздыхаю, в отчаянии обхватываю голову руками и чувствую, как подступают слезы и в горле образуется комок. Думала, я начинаю узнавать то, что мне нужно, но время идет, и становится очевидным, что это не так, и с Джесси, прочно держащим рот на замке и вновь становясь уклончивым, не похоже, что я узнаю что-то в ближайшее время, — если только сама не спрошу Микаэля…
Дверь распахивается, и в комнату врывается Джесси с таким видом, будто его ударило током. Он заметно дрожит, артерия на шее вздулась. В то время как я значительно успокоилась, он, видимо, нет. В его руке что-то есть.
— Что это за ХЕРНЯ? — Он выглядит так, будто в любой момент может самовоспламениться. Я хмурюсь, но потом понимаю, что в руке он держит детали полета, которые дал мне Патрик.
О Господи, теперь еще и это.
Минутку. Это было в сумочке.
— Ты рылся у меня в сумке! — Я в шоке. Не знаю почему, но он делает так все время. Он не выглядит пристыженным или извиняющимся. Просто машет листком перед моим лицом, в то время как его грудь беспорядочно вздымается и опадает.
Я протискиваюсь мимо него и несусь вниз к сумочке, слыша, как он следует за мной, его тяжелое дыхание звучит почти громче, чем его быстрые шаги. Я поднимаю с пола сумку и несу ее на кухню.