— Поцелуй меня, — выдыхает он, и я прижимаюсь губами к его рту, вбирая его язык.
Чувствую, как в горле бьется крик, когда он отступает и толкается вперед, заставляя меня скользить вверх по стене. Я стискиваю бедра, приподнимаясь выше, а затем резко опускаюсь на него.
— Боже, женщина. Что, черт возьми, ты со мной делаешь? — Он толкается вперед снова и снова, подбрасывая меня по стене, поцелуями заглушая мои крики. — Я ждал этого весь день. — Он наносит еще один удар. — Это был самый длинный гребаный день в моей жизни.
— М-м-м, с тобой так хорошо. — Я упиваюсь его заботой.
— Со мной хорошо? Черт, Ава, это ты вытворяешь со мной неописуемые вещи.
— Джесси! — Я разваливаюсь в отчаянии. Спокойные плавные движения быстро исчезают, сменяясь более жесткими, более агрессивными ударами.
— Ава, детка, куда бы я теперь ни отправился, я возьму тебя с собой.
Толчок!
Срань господня, мне и так сложно. Резко впиваюсь ногтями в его плоть.
— Черт, Ава! — выкрикивает он, капли его пота капают на меня. — Ты сейчас кончишь.
— Сильнее!
Он что-то бормочет мне в рот. Я больше не могу сдерживаться. Он наносит удар со свирепой силой, и, достигнув пика, я взрываюсь, свернувшиеся внутри меня кольца удовольствия распрямляются, выстреливая, ногти впиваются в его плоть, зубы сильно стискивают его губу. Я прижимаюсь лбом к его влажной, соленой коже в том месте, где шея переходит в плечо, и качаю головой из стороны в сторону, неудержимо содрогаясь на его крупном теле.
— Ава! — кричит он, отступая, бросается вперед, а затем снова медленно отступает, чтобы вновь вонзиться в меня, находя собственное освобождение, когда мое, волна за волной, проносится сквозь меня.
Он стонет, затем опускает нас на пол и падает на спину, тяжело дыша и обливаясь потом. Я подтягиваюсь и сажусь на него верхом, опускаю руки на его гладкую грудь и нежно трусь о его бедра. Закинув руки за голову, он смотрит, как я двигаюсь. Мы оба мокрые, запыхавшиеся и полностью удовлетворенные. Я именно там, где должна быть.
— О чем ты думаешь? — пыхтит он, глядя на меня.
— О том, как сильно люблю тебя, — говорю ему правду.
Уголки его губ изгибаются в улыбке, и выражение чистого удовольствия растекается по его красивому лицу.
— Я все еще могу считаться твоим богом?
— Всегда. А я все еще твоя искусительница? — Ухмыляясь, кладу руки ему на грудь.
— Детка, определенно. Боже, как мне нравится твоя ухмылка. — Он одаривает меня своей плутоватой улыбочкой.
Я наклоняюсь и щиплю его за соски.
— Бог, ванна?
Он резко выпрямляется, чуть не стукаясь со мной головой.
— Черт! Вода еще льется! — Он вскакивает, все также удерживая меня на руках и все еще целиком погруженный в меня, шипя, когда слишком сильно сжимает меня больной рукой.