А второй ниже спускаюсь. Где рычаг находится, чтобы Таю усмирить. По лону провести, на клитор надавить. Пара легких движений, и Куколка всхлипывает. Тихо, нежно.
— Не смей! Стой, — глаза свои бесстыжие распахивает. — Да стой ты! Берг, у тебя осколки на коже. Я… Я не хотела.
— Конечно, блять, не хотела. Отлично так не хотела, фотографией в меня бросаясь.
— Я не знала! Это не… Не моя вина, что ты себя как мудак ведёшь.
— Я мудак?!
Рычу, срываясь. Она меня ещё критиковать будет. Словно мало того, что в своего Истинного фотографией швырнула, на Альфу руку подняла. Не раз уже предупреждал о последствиях. Это не просто прихоть, это прописной закон. На инстинктах, как выживание прописано. Легкий шлепок как угроза воспринимается, подрыв авторитета. А если кто-то власть оспаривает, то нужно сразу обратное доказать.
А Куколка словно не понимает, что по грани ходит. И когда-то благосклонность Зверя к ней закончится. Сам себя потом грызть будет, что наказал, но изначально отплатит за удар. А я, какого-то хера, сдерживаю его. Не даю ведьме урок преподать.
— Ну не я же! Ведешь себя так, словно я тебе должна. Словно сразу должна обрадоваться, что ты моей парой стал!
— А лучше бы Дан стал? С ним бы с радостью связала судьбу, да?
— Да о нём только ты и говоришь! Ну вот и ебись со своим Даном, а меня в покое оставь. Я тебе не оборотень, чтобы от счастья прыгать, что пару нашла. У тебя, может, всё Зверь решает и ему по кайфу. А мне нет! Мне ничего не нравится, ясно? От того, что я кому-то принадлежать буду и подчиняться. В том, где мне даже выбора не дали!
— Закон твоей любимой магии, куколка. Она сплела нас, решила, что ты мне подходишь. Хотя такая бесящая никому подойти не может.
— Я бесящая?!
— Ну не я же.
Слова девушки возвращаю, улыбкой приправив. И Тая взрывается. Вертится, царапается, меня сбросить старается. И так сладко стонет, стоит все её крики поцелуем оборвать.
Адреналин в крови стучит, сердцем подгоняемый. Сильнее сжать, касаться везде. Кусать и свои же метки зализывать. Покорить эту несносную самку, своей сделать. Зверь крутится, того же желая. Чтобы стонала громче, сильнее текла. И чаще бёдрами вскидывалась, когда влажного лона касаюсь.
— Не надо, — сама выгибается, дрожа. — Не… Мне ещё больно там, Берг. Я не смогу.
— Сможешь.
Но в противовес своим же словам, не иду дальше. Клитор ласкаю, сжимаю едва, чтобы Куколка жалобно всхлипывала и просила большего. И она просит. Охренительно просит. Глазами сияющими, ручьем между ног. И криками, когда сильнее надавливаю, за грань толкая.