Когда зимой я «соболевал», то вечером обязательно снимал шкурку, а тушку на следующий день использовал для приманки. И прибегал я сюда не зря. Зимой то шкуркам ничего не сделается, а вот в тепле не обработанная шкурка сгниёт на раз-два.
Вытащив мешок Урфа, колчан с луком и стрелами, шкуры и одежду я спокойно посмотрел на напарников и усмехнулся, доставая ворох шкурок.
— Моя охота уже удалась. Жаль, что никто из вас не пошёл со мной. Но я выделю из своей добычи по две куницы тому, кто поможет мне отнести добычу в мой типи (дом из шкур).
Замешательство было очень коротким. Тапиров можно было пострелять и завтра, а вот у соболя шкурка летом никудышная, это знал каждый индеец, и получить летом две шкурки — это стоит отмены охоты на тапиров.
Я отдал сумку с пушниной Кролику, спальные шкуры, связав, Медведю. И тот и другой были даже чуть крупнее меня. Одежду Урфа понес Лис, не желавший терять заработок ради амбиций. Колчан со стрелами и лук понёс я.
Надо понимать, что этот лук очень сильно отличался от нормального индейского, то есть короткого, лука. Это он для Урфа был коротким, а для теперешнего меня он стал длинным. Но я примерялся к нему, когда прибегал сюда, натягивал на него тетиву и тренировался в стрельбе.
Сейчас я легко могу растянуть лук на всю длину стрелы, что вряд ли сможет сделать кто-либо из воинов племени.
В стойбище мы вернулись на закате. Собаки залаяли, учуяв чужой запах. И я чувствовал запах, отличный от нашего, индейского. От пропахших потом шкур и одежды Урфа, не смотря на то, что они проветривались уже около полугода, проистекало такое звериное амбре, что сдыхал на подлёте гнус.
И это я ещё часто мылся. Хотя в тайге, на пятидневном переходе, какое мытьё? Никакого. Поэтому шкуры и одежда пахли. Индейцы кривились, отворачивали носы, но, подогретые достойной оплатой, терпели.
На лай собак с оружием в руках из вигвамов повыскакивали сиуи, и сильно удивились нашей банде, нагруженной хабаром.
Я шёл, гордо неся перед собой большой лук с большими стрелами. К тому времени на одном из привалов я накинул тетиву, и лук предстал перед соплеменниками во всей его идеальной форме.
Я расплатился с помощниками принципиально при всех, окруживших нас жителях стойбища, выдав каждому носильщику по две шкурки. Я намеренно выворачивал мездрёные шкурки мехом наружу, долго выбирал, рассматривая их в заходящем солнце, и отдавал самые лучшие.
Шкуры и одежду Урфа я оставил возле вигвама, с противоположной от входа стороны.
— Зачем ты принёс эту гадость? — Возмущённо спросила жена.