Я даже не видела ЕГО, не слышала голоса, только знала о крутом нраве и жестоких решениях того, кому меня отдали. В обмен на лекарства, дорогие и недоступные для когда-то богатой семьи Тарн. Когда-то… Очень давно…
Все из-за НЕГО.
ОН пришел и все у нас отнял. Просто забрал, уничтожил надежду на будущее, растер между пальцами, как беззащитного жучка и выбросил за ненадобностью. Оставив нас ни с чем, заставляя перебиваться на оставшихся от богатой жизни средствах. Но всему приходит конец, и финансам тоже, а вместе с бедностью к нам пришла болезнь, которая сделала сильного когда-то мужчину рабом постели и травяных отваров.
И он отдал меня в обмен на свою жизнь.
Сейчас, поднимаясь под замершими в торжественном злорадстве взглядами навстречу ЕМУ, я хватала дрожащими губами холодный воздух, надеясь, что мое лицо надежно спрятано под тяжелой вуалью.
Черное платье шуршало от каждого шага, делая их еще более тяжелыми, невыносимо тяжелыми. Туфли на высоком каблуке непокорно скользили по гладкому камню, превращая мой путь в восхождение на вершину, ту, на которой меня ждет… ОН.
Я смотрела под ноги, покорно опустив голову и вздрогнула, когда широкая ладонь с длинными пальцами, украшенными металлическими кольцами в виде огромных когтей, протянулась ко мне.
Когти. Они как знак. Как орден и флаг, вместе взятые.
Ворон без когтей не хищник. И ОН ясно давал понять, что я не жена отныне, не невеста. Я добыча. Добыча в его лапах, которые проткнут меня острыми пиками, врезаясь в мясо, стоит лишь трепыхнуться.
Покорная, беззащитная и беспомощная.
И бесправная, поскольку сама тяну к нему дрожащие пальцы, вкладывая ладонь в обжигающе горячий жест, послушно следуя за тем, кто стал хозяином, навсегда меняя мой мир.
У меня нет выхода, и я делаю последний шаг, с трудом преодолевая последнюю ступень, становясь прямо перед ним, чувствуя, как беспощадный взгляд бродит по ткани, будто видит, что под ней. Словно касается кожи, оставляя на ней горящие отметины своими когтями. Острыми и безжалостными.
Молчит и тянет меня за собой, резко развернувшись к дверям храма, что чернотой стен, будто смеясь, подчеркивает мой траур — по потерянной свободе, по семье и собственной доле, что болью все же срывается с ресниц, слезой скатываясь до подбородка.
Прощай, Альба Тарн. Здравствуй, царица для Ворона.