Будто в насмешку, он торжественно привел меня в храм, когда уже по лицу, суровому и каменному, можно было понять — ему плевать на богов. Плевать на заветы и права. У него есть своя правда, которую мне еще только предстоит узнать и прочувствовать на собственной шкуре.
У алтаря, укрытого цветами, исключительно белыми и черными, он останавливается и расправляет плечи, поднимая взгляд на дряхлого монаха, который покорно кланяется, демонстрируя лысую макушку.
Сжав в пальцах старую книжку с желтыми от возраста страницами, служитель храма взглядом ищет строчки молитвы, написанные для мужа и жены, желающих прожить долгую, сладкую вечность вместе.
Но мы не такие. Эта история не про нас.
Стоило этой мысли оформиться в моей голове, как ОН повернулся, подхватывая плетью повисшую ладонь в воздухе, и развернул к себе, делая шаг навстречу.
Слишком близко.
До тошноты страшно, до ужаса угнетающе. Но я стою на месте, не смея поднять глаз и взглянуть в лицо своему кошмару, своему господину и, как только монах закончит молитву, — мужу.
Муж. Супруг. Тот, что должен стать половиной моей души, сейчас чужими глазами пронизывает меня насквозь, так и не став родным, но слова священника уже разносятся под потолком, эхом отражаясь от стен, добивая меня повторами.
— …и славными детьми богов нарекаетесь, обиды на прошлую жизнь не тая и новую приветствуя в своем доме! И новая звезда зажжется на небе, как свет любви… кх…кх-кхе, — закашлявшись, запнулся старик, поняв, что это лишнее. — Как луч покоя и поддержки, пришедший с первым солнцем по весне! Связываю и принимаю!
Не дожидаясь реакции, захлопывает свой молитвенник и, подняв в воздух крупинки пыли, удаляется, исчезая за тяжелыми портьерами, оставляя нас один на один.
Дыхание замерзшими осколками застревает в горле, а внутри все сжимается до тянущей боли и кипящей тревоги. Я наблюдаю, как кончиками когтей он поддевает край вуали и медленно, испытывая меня на прочность, поднимает ее.
Секунды стучат вместе с сердцем, напускное спокойствие кусками падает к ногам вместе со всей кровью, что разом хлынула вниз.
Не смотри на меня. Не дыши со мной.
— Боишься? — Спрашивает, но ответа не ждет, только рывком отбрасывает ткань назад и я, кажется, бледнею еще сильнее. — И правильно. Тебе нужно боятся, царица.
Пальцами ловит мой подбородок и задирает его вверх, вынуждая меня потянуться вперед, чтобы не рухнуть от неожиданности. Чувствую, как взгляд скользит по моим ресницам, по родинке на щеке и скатывается к губам, сбивая мое дыхание окончательно.
Так смотрят хищники на свою добычу.