— Давай, Тарн, попроси меня остановиться. Умоляй отпустить, — хищно прошипел он, поглаживая достоинством влажный вход.
Отрицательно мотнула головой.
Мне причитается за долгое ожидание и за холодность. Я заберу весь огонь, что у него есть, чтобы согреть озябшие руки и промозглую душу, покрывшуюся плесенью в одиночестве.
— Давай! Последний шанс!
И вновь отказ.
Жесткий толчок, и мужская плоть проникает внутрь, растягивая и проталкивая себя внутрь горячего и тесного входа. Там мало места, и дыхание сбивается, едва не вырвав из горла вскрик. Но я сдержалась. Сцепила зубы, закатывая глаза от долгожданной тесноты.
Так близко с Вороном. С человеком, уничтожившим мой мир и привычные вещи. С чудовищем, стершим с лица земли благополучие и спокойствие. С врагом, близость которого пьянила удовольствием.
— Ненавидь, Тарн! Я беру тебя, как грязную девку! Трахаю, забросив твои ноги на плечи! — рычит и, противореча своим словам, целует лодыжку, вблизи своего лица, трепетно закрывая черные, как ночное небо, глаза.
Сумасшествие. Каждый толчок, каждое движение вздыбленной плоти во мне пахнет безумием.
Звуки становятся все откровеннее. Влажные, громкие шлепки травят своим огнем, заставляя закрывать глаза и до боли кусать губы, на которые Ворон смотрит не отрываясь. Ждет сорванного слова, чтобы исполнить обещание.
Я не поддамся. Нельзя это прекратить.
Резко садится, скидывая ноги со своих плеч, и рывком подтягивает меня наверх, вынуждая обхватить крепкую мужскую шею. Целует дико, по-звериному рыча и требуя взаимности, той самой, острой и непоколебимой.
Толкается, подбрасывая вверх, насаживая на себя до упора, сжимая грудь и оставляя темные отметины синяков на ребрах от безудержной страсти, превратившей его в безумца.
Словно не мы здесь, а двое душевнобольных, нашедших друг друга сквозь множество горестей и печалей.
— Скажи мне, Тарн. Хоть что-то скажи, хочу слышать твой голос, птичка, — шепчет, вжимая в свое тело, одинокий ворон, летевший всю жизнь не на тот край земли.
Прижавшись губами к шее, промолчала, переступая очередную его попытку дать себе возможность уйти. Нет дороги назад ни для одного из нас, ведь крик уже готов разорвать ребра, требуя выпустить его наружу.
— Кончи для меня. Хочу видеть твое лицо в эту секунду, — хрипит мне на ушко, подбрасывая все выше. Туда, где пьяные звезды танцуют, качаясь в чернильной темноте.
Волна ожившего огня заполняет тело, и я бессильно откидываю голову назад, доверчиво рассыпаясь в мужских руках. Ворон держит, не отпускает, давит мои бедра все ниже, злобно рыча, и по крепким рукам прокатывается болезненный импульс, словно рябь по водной глади.