Голубоглазой обольстительности.
Сжимаю челюсти и втягиваю носом воздух.
Проклятая не отпускает меня.
Эта женщина, подобно злому монстру, навсегда поселилась в моем подсознании.
Она полностью сожгла меня изнутри. Превратила душу в холодную пустошь, где горит единственный огонь — жажда. По ней.
Месяц не дышал ее сладким запахом. Месяц не видел простреливающих насквозь аквамаринов. Только фотоотчеты. Чертова бумага была единственным проводником между нами.
Как же Тата далеко от меня, а самое херовое то, что у нее получается жить без меня, а вот у меня ни черта.
Слишком много места заняла она в моей жизни. Слишком много шрамов оставила. И теперь ни одной женщине на планете не перекрыть этот след. Ни одной женщине не под силу вытравить этот жгучий сладкий запах из моих легких. И этот запах подобно нефти обволакивает каждую клетку, словно внутри меня горы золота, притягивающие необратимую гибель.
Потому что я поклялся, что буду держаться от нее подальше. И изо всех сил пытаюсь сдержать данное ей слово.
Из мыслей меня вырывает легкое прикосновение и ощущение тяжести на коленях, а стоит мне открыть глаза, как я вижу перед собой темноволосую девушку с такими же темными глазами. Блядь! Нахуй все это.
Сбрасываю стрипуху с коленей, на что та издает недовольный звук, но мне плевать. Расталкивая по пути людей, я наконец вылетаю из вип-комнаты, а через пару мгновений уже забираюсь в салон своей тачки.
— Домой, — бросаю водителю и откидываюсь на спинку сиденья, выпуская усталый вздох. Мне бы хоть услышать ее голос. Свое имя, стоном слетающее с ее губ. Блядь, скалюсь на проносящийся в голове бред, оттягивая натянутые в паху брюки, ведь мысли о ней похлеще любого афродизиака.
Но я не обретаю спокойствие, даже когда забираюсь под поток холодной воды, беру член в ладонь и начинаю дрочить на мираж белокурой ведьмы. Потому что долгожданная разрядка не приносит мне облегчения. Все впустую. Все фальшиво. Ее хочу. Вставить между мягких сисек, а потом оказаться в плену манящих пухлых губ. Видеть, как сладкий рот принимает мой ствол, заглатывая его со сладким причмокиванием. Проклятье. Дыхание сбивается, частое и рваное, сердце долбит по ребрам, но я не останавливаюсь ни на секунду. Мне хорошо. Хотя бы так чувствовать ее. Пусть только мысленно скользить в восхитительную киску и сдохнуть от ее животного стона.
— Черт тебя подери, Тата, — рычу я с трудом, ощущая, как лавина экстаза скатывается по позвоночнику горячим потоком и покалыванием застревает в напряженных яйцах, прежде чем меня выбрасывает за грань вместе со сдавленным стоном. Зажатый в ладони член дергается, наконец освобождая мои яйца от жгучего напряжения.