Пытаюсь затянуться еще раз, но Марат требовательно перехватывает мою руку и, склонившись, по голодному обхватывает фильтр своими губами.
Только он не курит, а будто смакует мой вкус.
Очень странно.
Ведь к моим губам он никогда не прикасался. Словно они для него являются самой грязной вещью во всем мире. Которые достойны только его пальцев и…
Не будь, дурой, не ищи логику в действиях этого мужчины.
Дыхание перехватывает от внезапного вторжения на обнаженную кожу.
Шероховатые пальцы дотрагиваются до ключицы, плавно очерчивая ее изгиб, а меня буквально током прошибает, огнем опаляет до самых костей.
— Зачем ты вышла из комнаты в таком виде, птичка, — спрашивает он с тяжелой хрипотцой в голосе. Но не у меня, а будто сам с собой разговаривает.
Если бы я только знала, что ты дома, господин Хаджиев, я бы так и сидела в комнате.
Даже если бы мне грозил голодный обморок.
Но вместо того, чтобы воспроизвести свои мысли я с писком прикусываю губу, когда моей кожи касается холодный металл, а потом лямка с треском разрывается и шелковая сорочка соскальзывает вниз…
Глава 14. Кофе
— Что ты делаешь? — тяжело дыша, встречаюсь с его взглядом. И тону.
— Я тоже голоден, — вторую лямку настигает та же учесть и шелк окончательно соскальзывает к моим ногам. Сигарета из моих рук летит в сторону. Вместе с выдержкой этого животного.
Ох, божечки.
Айсберги чудовища вспыхивают, позволяя синему огню заполнить его взор до краев. Даже смотреть в них опасно, пьянеешь словно по венам растекается Блю Кюрасао со льдом.
Внутри все трепещет и одновременно умирает от понимания того, как на меня действует этот мужчина.
Я ведь помню, какого таять в его руках… сходить с ума. Строптивые пальцы, горячие ладони и дерзость, с которой он доводил мое тело до исступления.
И сейчас я даже испытываю укол разочарования от того, что он ведет нечестную игру. Мучает. Изводит, не касаясь моего тела.
Глазами пожирает взволнованно вздымающуюся грудь, с жадностью проглатывает, будоража во мне каждую клеточку, а соски от такого пристального внимания гудят, твердеют и вытягиваются будто сами в рот к нему запрыгнуть готовы.
И мое тело совершенно не смущает, что мозг уже бьется в конвульсиях, призывая его к разуму.
Разуму, которого не существует рядом с Хаджиевым.
Из последних сил стараюсь сопротивляться глупому влечению.
Но в следующее мгновение в глазах мутнеет. Марат сжимает грудь, с утробным рычанием приникая к ней носом. Вдыхая в себя мой запах как бутон свежей розы.