— Проснись, belle — красавица, я скучаю по тебе.
— Ммм.
— Я буду говорить с тобой по-французски, mon petit coeur adore — моё маленькое обожаемое сердце.
Она открывает один глаз и смотрит на меня снизу-вверх.
— Ты сделаешь это?
Я ухмыляюсь, точно зная, на какие кнопки нажимать.
— Я буду говорить по-французски только в том случае, если это твой пунктик.
— Нет, это не мой пунктик. — она гладит меня по щеке. — Ты да.
— Чёрт. Повтори.
— Ты мой пунктик, Ронан. Ты всегда был им.
— И всегда буду. — я переворачиваю её так, чтобы она оказалась подо мной. — А теперь позволь мне удовлетворить твою причуду.
— Подожди.
— Нет. Я не могу дождаться, когда мы вернёмся домой. Я голоден.
— Ты только что поел.
— Но не тебя.
Она смеётся, но все равно кладёт руку мне на грудь, останавливая.
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
— После ужина. Я имею в виду после моего основного блюда, а не то, что мы ели в столовой.
Она хихикает, её счастье заполняет пространство.
Я не могу насытиться звуком её смеха, тем, как легко я могу вытащить это из неё.
Как будто я появляюсь, и она автоматически улыбается. Я говорю что угодно, и она смотрит на меня так, словно я самый мудрый человек на свете.
Нет. Но тот факт, что она так смотрит на меня, даже спустя столько лет, делает меня самым счастливым ублюдком на этой планете.
Я хватаю её за талию.
— Убери руку, ma belle — моя красавица. Не оставляй меня голодным.
— Ронан...
— Oui, ma puce — Да, милая?
— Мне кажется, я беременна.
Я останавливаюсь, положив руку на пуговицы её джинсов.
— Ты... что?
— Я сделала два теста, и они дали положительный результат, но это может быть ложью, как с Сильвер в школе, понимаешь? Мне придётся сделать ещё один и пойти к врачу, но... да, я думаю, что беременна.
— Вау.
— Это хорошее «вау» или плохое?
Она смотрит на меня так пристально, не мигая, как будто боится, что упустит что-то, если сделает это.
— Чертовски сбивающее с толку. Ты носишь ребёнка.
— Твоего ребёнка.
— Моего ребёнка. — повторяю я, и странное чувство гордости ни с того ни с сего охватывает меня.
Я имею в виду, мы знали, что однажды у нас будут дети, но с тех пор, как Тил призналась психотерапевту, что боится самой мысли стать матерью, я подумал, что мы могли бы подождать, как Ксан и Ким или Коул и Сильвер, которые до сих пор даже не поженились.
Не сомневаюсь, что Тил надерёт задницу, как мать. Дело не в том, что ей всё равно, а в том, что она избирательна, когда дело доходит до тех, о ком она заботится, и я уверен, что наш ребёнок возглавит этот список. После меня, конечно.
— Разве ты не сказала, что мы должны подождать? — спрашиваю я. — Ты не против этого?