– Где? На дне рюмки?
АНТОН. Это вопрос?
– Ясно. Не уверен я, конечно, в целесообразности таких духовных практик.
АНТОН. Мы только начали, а у меня уже такое впечатление, что я свою бабушку вывел покутить. Пиши и все. Только метафорами особо не выкобенивайся.
– Так точно, шеф.
Таким образом мы, два антонима священнику-иезуиту, оказываемся в эпицентре паломничества по несвятым местам третьего Рима. Ужремся и да уверуем. А что касается текста – он должен быть традиционным, как миссионерская поза, и, по возможности, писаться в ней же.
16:28
Отведенный нам век – фитиль. Спиртное горит и жжет его с двух концов – прошлое вдруг вылетает из головы, а будущее попросту убывает. Но зачем пить – так вопрос не стоит. Это у всех по-разному бывает.
Иногда человек пропащ – такой или угодил в капкан недоброжелателя, или время с местом у него не клеится – и пьет ввиду того, что проблемы эти не так страшны, как похмелье, которое ему обеспечено.
Иногда празднует, но даты как таковой для счастья ему недостаточно, и он пьет, чтоб лицом быть под стать календарному числу.
Иногда ослаб, едва не заглох на полпути, а водка ему, что горючее – крутит поршни.
Если выбирать между этими тремя предлогами, сегодня я держусь второго. На праздниках заливаются, пока не уверуют в почасовое счастье, а я буду пить, пока не уверую в бога. Общеизвестно следующее: чтобы допиться до нимба над головой, спиртного нужно много, очень много, страшно много, невообразимо много и еще чуть-чуть.
Кроме нас в пабе два человека, не считая персонала. Записывать не за кем. Дозаправляюсь пинтой пива, наблюдая сцену в окне соседнего дома: женщина помоложе охаживает женщину потучнее в захламленной комнате с будто бы голыми стенами, одну из которых занимает метровая фоторепродукция. Обожаю бытовое порно. В эту секунду мой затылок выражает страсть. Антон ловит момент. Чик!
АНТОН. Мне бы перекусить.
– Закажи корейку-гриль с овощами.
АНТОН. Нет, поем на второй точке.
– А сколько их всего по плану?
АНТОН. Девять.
– (Поперхнулся.) А мы успеем?
АНТОН. Успеем. Собирайся.
На выходе ищу в бармене сходство с Хароном кисти Гюстава Доре. Как это было хитро с его стороны: собрать из распиленной лодки барную стойку.
16:41
Перед тем как сесть в такси, мы берем в продуктовом бутылку сухого «Тини Россо» на случай, если куда не успеем. Следующий бар на Лубянке.
– (Судорожно роюсь в рюкзаке.) Кажется, я забыл дома Анальгин!
АНТОН. Голова болит?
– Постоянно, а от переутомления с дороги – мочи нет.
АНТОН. Расслабься. По пути поищем аптеку.
Стемнело. Когда мы проезжаем Кремль, боль становится – хоть караул кричи, а раздражение сменяется апатичной вялостью, и пока в уме я припоминаю мощнейшие анальгетики, отпускаемые без рецепта, глаза перебирают проносящиеся мимо кирпичи моей воплощенной, краснокаменной мигрени. Стена кончается, а дальше люди с автоматами, анимированные окна «Детского мира» и рестораны с однотипными фрустрирующими названиями, вроде «Москва, которой нет» и «Суши нет».