— …у крылечка лежит. Ночью пришёл пьянущий, самому зайти невмоготу, а у меня сил затащить не хватает. Я его прикрыла от дождя клеёнкой, но он всё одно насквозь мокрый. Простынет ведь… Рома, помоги его в дом занесть.
Твою-то мать! Я уж решил случилось что, покалечился или того хуже, а он всего лишь пьяный валяется. Ну и пусть валяется, протрезвеет встанет. Но Нюркины глаза просили и я не смог отказать, пошёл за ней как был — в халате и в тапочках.
Аркашка действительно лежал возле крылечка прикрытый от дождя старой столовой клеёнкой. Я наклонился, сдёрнул клеёнку. Аркашка спал. Всё то же умильное полудетское выражение лица в резком контрасте с рыжей щетиной, и запах, как будто из выгребной ямы, куда уж до него сосновому аромату. Но делать нечего, коли назвался груздем… Я обхватил Аркашку одной рукой под мышки, второй под колени, поднял. Нюрка отворила дверь. Куда нести, я уже знал. Взошёл по ступенькам веранды, положил тело на кровать — в мокрой одежде, в ботинках. Нюрка принялась хлопотать вокруг мужа: подсунула под голову подушку, принялась стаскивать пиджак.
Я вернулся на улицу. Мимо прошла женщина, я её видел раньше несколько раз. Она посмотрела на меня в недоумении и прибавила шаг.
— Рома…
Я обернулся. Нюрка стояла рядом — домашняя, женственная.
— Спасибо.
— Да чего уж там. Лишь бы не заболел.
Мне захотелось подхватить Нюрку на руки, как только что Аркашку, вернуться в дом, положить её на кровать. Она тоже хотела, я видел это. Но не подхватил, только кивнул, прощаясь, и пошёл прочь. Может быть, зря.
Дома я снова открыл томик Есенина.
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Я налил в чайник воды, поставил на плитку. Стихи как воздух, сделал вдох — и счастлив. Или плакать хочется, или смеяться. Кто-то черпает из них вдохновение, кто-то эмоции, кто-то желание жить. Для меня стихи — возможность спрятаться от повседневности в мир красоты и поступков. Это звучит вычурно, в какой-то степени нереалистично, но другого определения у меня нет.
Поступь нежная, лёгкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошёл за тобой