Я прислонился головой к столбику, закрыл глаза. Как это хорошо, когда дома тепло. Руки любимой женщины протягивают чашку с горячим кофе, на столе ваза с печеньем и конфетами. В углу чехарда, визг, урчание — это дети играют с кошкой. У камина что-то вяжет мама. Телевизор включён, показывают концерт, знакомая песня оттеняет комнату приятным фоном. На кухне пыхтит чайник, ходики на стене мерно отсчитывают секунды: одна секунда, две секунды, три…
Кажется… кажется, я уснул… и пока спал, гроза кончилась. Тучи разошлись, небо очистилось и даже дорожка от калитки к крыльцу успела просохнуть. Возле рефрижератора копошился Лёха, готовился в рейс. Я встал, потянулся, вздохнул поглубже: воздух свежий, терпкий, с толикой горьковатого соснового аромата — он липнет к губам, к языку, растворяется в слюне, и возникает ощущение, что ты не дышишь им, но ешь.
Я спустился с крыльца, вышел за калитку. Лёха меня не видел; он присел на корточки возле задней фары и ковырялся в ней отвёрткой. Я подошёл ближе, окликнул:
— Здорово, сосед.
Лёха обернулся, в глазах застыла сосредоточенность.
— А, Ром, ты… Здорово. Чего вскочил рано?
— Да так, на грозу решил посмотреть.
— Гроза… гроза хорошо, да. В огороде хоть полило, а то картофельник совсем сухой.
— Картофельник?
Лёха кивнул.
— Ага… Ботва, вон, вся полегла. Который день уже. Колорадские жуки скоро с голоду сдохнут.
Он вынул из фары лампочку, посмотрел её на свет, произнёс сквозь зубы:
— Тоже сдохла, тварь.
— А ты в рейс?
— Да. Сейчас вот с этой разберусь…
— Когда вернёшься?
— Вернусь? Не знаю. Завтра к вечеру. Или в ночь. Посмотрим.
Лёхе было явно не до меня, он торопился, фара занимала его больше.
— Ладно, пойду, увидимся ещё.
— Ага, увидимся.
Я вернулся к калитке. Идти в дом не хотелось: свежесть утра радовала и настраивала на бодрость. Тогда чем заняться? Можно в сараюшке порядок навести, давно хотел это сделать. Или на подловку слазать, посмотреть, чего ещё такого оставила мне в наследство тётка Наталья. Лёха говорил, что у тётки Натальи самовар был хороший, раритетный, дореволюционный, может там его поискать? Было бы неплохо. Только в пыли ковыряться придётся, испачкаюсь… Нет, не сегодня, завтра, или на следующей неделе, или ещё когда там не знаю…
По дороге шла Нюрка. Шла торопливо, едва не бегом. Увидев меня, махнула рукой. Я подумал, здоровается, и кивнул в ответ, но она снова махнула и я догадался: зовёт.
— Рома…
Я подошёл.
— Что случилось?
— Аркадий…
Сердце ёкнуло. Нюрка бледная, растрёпанная, мокрая. Под глазами круги. Неужто с Аркашкой что? Я взял её за руки, поддерживая, а она продолжала говорить: