Первый попавшийся на глаза конь стоял непривязанный около дерева, но не жевал траву и даже не опустил голову, просто стоял, словно к чему-то прислушиваясь. Изредка он, впрочем, поворачивал голову и слегка двигал хвостом, пышная мочалка которого при этом покачивалась. Я подошел к сильному на вид, красивому животному, ласково улыбнулся, заговорил с ним, как делал обычно в деревне у бабушки, погладил по спине. Результат оказался настолько неожиданным, что я отдёрнул руку и отстранился — под мягкой тёплой шерстью, совершенно не похожей на конский волос, оказалась холодная и твёрдая металлическая пластина. Искусственное животное оглядело меня ничего не выражающим взглядом, так и не издав ни звука.
— Эй, парень, отойди от него, — раздался позади чей-то возглас, — а то так лягнет, мало не покажется. Там же система защиты, опознавание, бортовой компьютер!
Я отошёл от коня, который всё ещё на меня смотрел, косясь лиловым глазом.
— Это же не твой, зачем лезешь? — в подошедшем солдате я узнал своего похитителя, как там его назвали? Стейвер? Это имя или фамилия? — впрочем, откуда тебе знать?
— Ты, вроде, не из-за коня подошёл, — сказал я.
— Да, верно. Тебя назначили в мой десяток, так что я теперь твой командир и наблюдатель. А ещё тебя зовёт Роб-Рой, он в самом большом шатре в центре лагеря.
Я кивнул, мол, понял, повернулся и направился искать проход: новоприбывшие совершенно «застроили» почти всё свободное пространство, оставив только небольшую площадку перед шатрами и для флаера (так назывался летательный аппарат, как сказал мне потом Стейвер). В шатре Роб-Роя стоял стол, сделанный из грубо отёсанных брёвен и чурбачки, заменявшие стулья, на них сидели военачальники — значки отличия поблескивали на их комбинезонах.
— А, мой юный друг, — протянул Роб-Рой, сидящий во главе стола, — экмонсоэро, дайте место нашему новому дружиннику.
Я уселся на пустующий чурбачок, недоумевая над тем, что меня назвали другом, сосед слева пододвинул тарелку с куском жареного мяса, ломоть хлеба и стакан с напитком противного жёлто-зелёного цвета, напоминающий хлор в пробирке, а на вкус — очень приятный и освежающий. Пиршество продолжилось, все ели и пили безо всякой умеренности, и я подумал — а что, если на лагерь произойдёт нападение тех загадочных македониан-мятежников? Они же пообъедались все, ничего сделать не смогут. Впрочем, наверное, они знают, что делают, это их удел — беспокоиться о своем состоянии. Сам я съел немного, только чтобы утолить голод.
— Второй месяц без «серви», — пробурчал кто-то, — опять пить эту дрянь, никак не расслабишься.