Тот самый, младший, что сейчас еле заметно и ободряюще ей подмигнул.
…Как он на неё смотрел, боги, как смотрел!
С едва заметной мягкой улыбкой, чуть сощурившись… Прищур этот слегка гасил пламя чёрных, как ночь, бархатных глаз, и в то же время позволял разглядеть густые, на зависть девушкам, пушистые ресницы. Высокие скулы, твёрдый волевой подбородок, прихотливый изгиб губ… Настоящая мужская красота, ничего общего не имеющая с картинной херувимной внешностью мужчин Карраско. Если в братцах Мирабель ангельские черты, хоть и с налётом порочности, смотрелись по молодости лет естественно, то отец их выглядел, как порядком потасканный и побитый судьбою, а то и спившийся ангел. И это несмотря на почти правильный образ жизни и совсем редкие в последнее время возлияния. Старший Фернандос, хоть и не выглядел столь гротескно, но относительно молодое (благодаря усилиям магов-косметологов) лицо, оставшись почти кукольным, плохо сочеталось с обрюзгшим телом и возрастной скованностью движений.
На братьев же Торресов хотелось любоваться.
Гигантами они не были, но стать и стройность зрительно придавали им роста. В мужчинах, замерших у кресла почтенной матери, чувствовались и сила, и ловкость, и даже своеобразная грация. Мири вспомнила, как легко и изящно они проскользнули в гостиную — бесшумные, как большие коты, опасные, как хищники… Да. Опасные, это чувствуется, но для кого-то ещё, а вот для неё здесь и сейчас страшнее всего казались нежеланные женихи. Как их назвала донна Софья? Дряхлые сластолюбцы.
Кроме того, она панически боялась остаться наедине с отцом. Дедушка-то характером помягче, к ней благоволит, и вряд ли начнёт вымещать досаду от отказа Главы на внучке. А вот с батюшки станется переложить на неё вину. Хорошо, если обойдётся пощёчинами, а то опять запрут в комнате, оставив на хлебе и воде.
А главное — он ведь не успокоится, опять возьмётся за своё. С поправкой на мнение донны Софьи, разумеется. Возможно, новые претенденты на руку дочери окажутся чуть моложе, но уж никак не беднее и родовитее этих, забракованных.
— … Подайте донье кресло! — услышала она и не сразу поняла сказанное. Слова пробивались с трудом, будто заложило уши, глаза застилал туман… Кресло? Кому? Ей? Должно быть, ведь среди собравшихся больше не к кому обратиться «донья». Она едва не упала на сиденье и испуганно вскинула голову.
Старший дель Торрес, что с седой прядью через всю голову, смотрел на неё в упор, пристально. В отличие от младшего, он не улыбался. Но губы его были странно сложены… дудочкой? Вот он едва заметно напрягся… и вместе с выдохом к Мири унеслось едва видимое серебристое облачко. Не доплыв до девушки, оно рассыпалось, обдав ароматом свежести и грозы. И тотчас отхлынула подступившая от волнения и чересчур стянутого Рози корсета дурнота. Его губы шевельнулись. В голове прошелестело: «Так лучше? Успокойтесь, донья. Всё хорошо».