У меня колотилось сердце, рот пересох, но я лежала, парализованная сном, и не могла проснуться...
* * *
Утром, когда от тумана остались лишь капли росы на траве, а солнце лилось в прореху на занавеске, я отмахнулась от своего кошмара. Наверняка он привиделся от непривычки жить одной, далеко от людей. Да и рассказы Ланзо и Анвила сыграли свою роль. В самом деле, нельзя же поверить, что ночью меня явились по-соседски проведать неупокоенные обитатели кладбища, или призрачный разбойник решил наведаться в гости! И уж точно не был это грабитель: что с меня взять, кроме драных простыней и одеял!
Скоро мою голову заняли другие проблемы. Например, где раздобыть дров. Обломки и щепки под навесом во дворе закончились. Угля тоже не было. А в доме прохладно.
И опять вспомнился господин Роберваль. Этот угрюмый благотворитель оплачивал учителям дрова. Пришлет ли он их мне на новое место? Или его благотворительность закончилась в момент, когда сгорел построенный им коттедж? Или она не распространялась на неугодную ему учительницу?
Надо намекнуть директору: пусть поговорит с заносчивым богатеем…
Я поежилась. До чего неприятно быть нищей и зависимой! И так не хочется изучать науку бедняков — как быть просительницей! При мысли о том, как я униженно вымаливаю у Роберваля подачки, вся моя гордость становилась на дыбы. Уж лучше замерзну до смерти, чем так унижаться.
Я сходила за водой к колонке, позавтракала черствыми пирожками, оделась в рубашку и юбку с чужого плеча, почистила туфли, попутно заметив, что у левого расшатался каблук, и в отвратительном настроении поплелась в школу.
Во время уроков так и подмывало посадить детей зубрить учебник или переписывать длинное упражнение. Чтобы самой сесть за учительский стол и бездумно смотреть в окно. Голова болела, ношеная одежда не по размеру натирала в самых неожиданных местах и безумно раздражала — от нее пахло затхлостью, постирать ее я не успела. От черствых пирожков мучила икота. После тяжкой работы по дому ныли руки и спина.
Одолевало непреодолимое желание упасть на диван в учительской и немного поплакать. Бывают такие дни, насквозь пропитанные раздражением и обидой на несправедливость судьбы. Но конечно, детям показывать свое дурное настроение я не стала, и оттого старалась быть предельно вежливой и спокойной.
Но ученики чувствовали, что со мной что-то не так. Дети во многом гораздо восприимчивее взрослых… а может, они испытывали ко мне сочувствие, зная, сколько невзгод на меня обрушилось. И поэтому вели себя идеально: не шалили, не шумели, покорно выполняли все, что я их просила.