Потому-то мне и не спалось в ту теплую осеннюю ночь. Наступало 1 сентября 1931 года - первый день учебы во вновь открывшейся Чернооковской школе колхозной молодежи.
Еле просматриваемый в полутьме серый прямоугольник окна начал бледнеть. Очертания предметов становились все четче, рельефнее. Брызнувший в стекло луч восходящего солнца зажег на подоконнике ярко-красные огоньки герани.
Хата постепенно наполнялась светом и до боли знакомыми звуками деревенского утра. Легкое потрескивание огня и глухое шуршание днища сосуда о кирпичный настил - это мать разожгла печь, задвигает неподъемные чугуны с варевом для домашней живности. Звякнуло пустое ведро, скрипнула дверь в сени. Через какое-то время мать снова вернулась в избу, поставила тяжелое ведро на стол. Послышалось легкое урчание переливаемой жидкости, и по комнате разнесся еле уловимый запах парного молока. А со двора доносилось кудахтанье кур, повизгивание изголодавшегося поросенка, шумная многоголосица проходящего мимо стада коров. Утро взяло разбег, пора вставать.
Я уже заканчивал завтрак, когда в проеме раскрытой двери появилось худощавое, словно бы сжатое с обеих сторон лицо Василия Бегунова. Его темные глаза-маслины, как и все лицо, излучали нескрываемую радость.
- Сейчас, сейчас, - заторопился я. И, вскочив из-за стола, набросил на себя пиджак, перекинул через плечо еще с вечера приготовленную сумку с тетрадями, карандашом, ручкой, флакончиком фиолетовых чернил. Мать и отец наблюдали за мной молча, и только тихая, теплая улыбка озаряла их уже изрядно тронутые морщинами лица. Родители обошлись без церемонного напутствия. Отец просто сказал:
- Учитесь, может умнее нас будете.
Мы шли с Васей улицей, проложенной по берегу неторопливой Снови, и нас переполняло чувство какой-то необычной легкости, радостного ожидания. Над зеркалом словно бы застывшей реки струился пушистый эфирный туман; поднимаясь кверху, он таял в голубизне неба. А над зубчатой полоской дальнего леса все выше и выше взбиралось солнце, еще жаркое в этот погожий день начала осени.
В центре села, издавна именуемого “Рынком”, нас поджидало еще двое сверстников, коих потом еще на целых три года объединили совместные хождения по маршруту Брахлов-Чернооково и обратно: Артем Кузоро, скромный, малоразговорчивый парень со слегка скошенной головой и круглолицый, с одутловатыми щеками Федор Руденок. Оба они жили на поселке Горки- одном из пяти спутников Брахлова, выделившихся из села-прародителя в двадцатые годы.
-Кудой пойдим?- обратился я к компании.