– Ну... Нет. По правде говоря, давно... Прости, что не говорил тебе. Я боялся, что ты... не захочешь идти со мной. Ведь там, в Золотой... меня ждет Красная башня. И тебя тоже, если ты и правда меня не оставишь... А это не самое веселое место в мире.
– Ли... – Айна боялась обидеть его неосторожным словом, но не спросить она не могла: – А ты действительно уверен, что тебя возьмут? Ты ведь... еще совсем ребенок.
Лиан невесело усмехнулся.
– Мне было три, когда я вылечил сестре ошпаренную руку. А в четыре пришлось научиться читать, чтобы понять, что написано в толстой книге с картинками про травы. Я нашел ее в кабинете у отца... И понял, что должен прочитать если не все, то хотя бы что-то...
– Книга? – уточнила Айна. – У плотника?
Лиан вздохнул и приподнявшись на локтях заглянул ей в глаза.
– Прости. Я солгал и в этом. Мой отец никогда не был плотником... Только не спрашивай, кто он на самом деле! Не хочу об этом.
Почему-то Айна не очень удивилась.
– Ладно, – легко согласилась она. – Не буду.
– И восемь мне исполнится только в конце лета...
Айна улыбнулась.
– Ну и ладно, – сказала она, растрепав Лиану волосы и уронив его обратно в стог. – Какая мне разница, сколько тебе лет? Это же все равно ты. Вот только в Красной башне вряд ли берут таких... юных учеников.
– Наверное. Но я должен быть там. Я видел это в своих видениях и снах. Я знаю точно. Это мой путь, Айна... Хоть я и не выбирал его.
– А мне-то что там делать?
– Я... я не знаю... Не знаю даже, позволят ли тебе жить со мной... Но ведь даже в Красной башне нужны руки для разной работы...
Айна вздохнула и промолчала. Она не больно-то верила, что ее руки могут сгодиться в велико обители, где учат лекарей.
2
Дни складывались в недели, нанизывались спелыми, золотыми, как стога, бусинами на тонкую нить бытия. Айна привыкала к шаткому потряхиванию повозки, неспешному цоканью копыт смирной лошадки, к трапезам у костра и ночевкам под открытым небом. Впрочем, лето стремительно катилось к своему закату, и ночи становились все холодней. Забираясь вечером в свои постели из душистого сена, они с Лианом теперь кутались в длинные плащи из тонкой шерсти, которые на прощанье подарила им Уна. А вот брат Юс, похоже, был сделан из каких-то других материй – в начале пути его не утомляла жара, а теперь, на пороге осени, он словно бы не замечал прохлады. Монах неизменно ходил босиком и даже в предрассветные часы легко обходился без одеяла.
С его слов выходило, что они преодолели уже больше половины пути, и Айна все чаще с волнением думала о большом городе у моря. И о том, что где-то в этом городе живет Рин... Человек, чье имя словно было выткано на изнаночной стороне ее языка. Она стыдилась произносить его вслух, хотя и жаждала всей душой. Это имя было ее безмолвной никому не ведомой молитвой в те часы и минуты, когда казалось, что мир вокруг превращается в один сплошной кокон из тоски и страха.