Да, я, когда обещал заступиться перед Командиром, приврал. Причем не умышленно, сгоряча. Хотел, чтобы Майя нашла хоть одну причину остаться рядом. Но, похоже, ее не страшило обвинение… либо она надеялась ускользнуть и не дать себя отвезти в Лагерь.
Вон как взбунтовалась, когда почувствовала поддержку какой-то знакомой старушки, которая непостижимым образом появилась в доме.
Я был готов всем и каждому доказать: ни за что не сниму с Майи наручники. Пусть считают меня, кем хотят. И уже собирался сию секунду везти Майю в Лагерь, но Светлана Иннокентьевна вместе с отцом порвала все планы. Свалила на наши головы столько шокирующей информации, что даже я растерялся.
«Как удержать рядом Майю и что сделать, чтобы она простила меня?» — единственные вопросы, над которыми собирался думать все время, пока их не решу. Меня больше ничего не волновало. Исповедь Светланы хотелось просто засунуть в коробку и отложить на потом, чтобы переслушать на досуге и сделать выводы. Заодно и этот чертов тест ДНК.
Да мне, если честно, даже было похер, чей я сын! У меня давно была другая семья — мой Лагерь. Может, потом во мне что-то дрогнет и я по-иному на все взгляну, но сейчас все мое внимание было обращено только к Майе, только к ней.
Чья она дочь — тоже наплевать. Главное, она здесь, рядом, ее тонкие пальцы переплетаются с моими, она смотрит на меня своими большими карими глазами. Пусть с ненавистью, обидой, злостью, но я все готов отдать, лишь бы только она всегда оставалась рядом.
Мне нужно было сразу уводить ее оттуда, но кто знал, что отец хранит столь чудовищные откровения. Я посылал их мысленно на хер, как бы они ни пытались взорвать мой мозг. Самоубийство? Отец считал, что сделал благородный поступок в отношении меня? Зря. И теперь, раскрыв страшную правду, собирался вытянуть меня на сочувствие? Зря. Мне похер. Что бы он ни сказал, все равно останется ее убийцей. Ничего не изменится. Для меня ничего не изменилось, лишь появилось дикое желание съездить ему по морде за то, что он так легко сказал об этом в присутствии Майи.
У меня чуть крыша не поехала, когда она просто тихо отключилась и долго не приходила в себя. Хватит с нее общества этих безжалостных, беспринципных людей. Уже довели до ручки.
Я решил переночевать в этом доме лишь потому, что ей нужно было прийти в себя. К тому же я хотел спокойно поговорить, попытаться найти слова, которые хоть немного расположили бы ко мне.
Но я точно бился головой о стену.
— Мое прощение не продается. — И это было сказано всего через полминуты после того, как я искренне признался в любви.