- Холоднее там, будь уверена, - тут же отозвалась Безликая и нахохлилась. – Градуса два, не больше. Но… тебе ли привыкать. - Жуткая тварь подошла ближе. - Ты, как я погляжу, приняла решение?
- Ты не оставила мне выбора, верно? – равнодушно отозвалась Вереск, слушая как далеко внизу плещутся волны.
- Верно.
- Какой, однако, тонкий расчёт.
- Благодарю покорно за щедрый комплимент. - Птичья лапа шаркнула по мостовой.
- Твоя цель – я, а не он. - Усталость опустилась на плечи тяжёлым плащом. - Впрочем, как и всегда.
- Как и всегда, - эхом повторило Забвение. - Как и всегда... Всё вспомнила?
- Почти. - Вереск вскинула голову, пытаясь разглядеть горизонт, но непроглядная пелена окутала мир сизым саваном. - Какой это раз?
- Не всё ли равно?
Вереск повернулась и глянула на Безликую так, что слова не потребовались. Гигантская чёрная птица тут же рассыпалась на сотню обычных воронов, которые взмыли в небо с громким карканьем. На набережной осталась фигура в пепельно-сером балахоне с глубоким капюшоном и длинными, до земли, рукавами. Вереск знала, что под одеянием нет ни лица, ни тела. Только пустота...
- Третий. - Теперь Забвение говорило мужским голосом. Густым глубоким басом, похожим на гудок парохода. - Но на этот раз всё кончено.
- Всё кончено, - чуть слышно прошептала Вереск, думая о синих строчках на белом листе. - Всё кончено...
- Твоя гибель для него страшнее собственной. - Фигура стала выше и шире в плечах. - Для демиурга лишиться музы - всё равно, что ангелу потерять крылья.
- Но он будет жить.
- Жить - да, - кивнуло Забвение, продолжая расти. - Но творить - никогда. Его новое детище, которое ты носишь под сердцем, погибнет вместе с тобой.
- И навсегда угаснет пламя... - строчки сами собой сорвались с губ. - И навсегда утерян путь... Он забудет меня?
- Разумеется.
Вереск сглотнула подступивший к горлу ком.
Разумеется...
Он забудет меня, а я - его... - Она втянула в себя промозглый воздух и шумно выдохнула.
Пора.
Поднялся ветер. Волосы разметались, а подол платья щёлкал, как парус. Призрачное солнце казалось размытым бликом за плотной завесой туч. Набережную заполнили тени. Безликие и беззвучные, они плыли по мостовой, растягиваясь до исполинских размеров. Росло и Забвение. Вереск чувствовала его голод. Такой неутолимый и острый, что кровь стыла в жилах.
Я не боюсь, - одернула она себя и закусила губу. - Не боюсь. Бояться бессмысленно: я сделала всё, что могла, и теперь остаётся только надеяться.
Мы все должны верить...
Вереск сжала волю в кулак и поставила ногу на кованую завитушку.