– Не торопись с выводами. – Забвение качнуло головой, отбрасывая с плеча чёрную гриву, и схватило с прикроватной тумбы выцветшую фотографию в простецкой раме.
Вереск рассмотрела на снимке троих. Одетые в чуднЫе полосатые туники, они улыбались, обхватив друг друга за плечи. Боцман, Штурман и... Ладимир.
Устойчивые отражения реальности в сознании демиурга...
За спинами друзей реяло знамя: косой синий крест на белом поле.
– Погоди немного. Сейчас начнётся самое интересное. – Безликая вернула фото на место. – Слышишь шаги?
И действительно: по коридору кто-то шёл. Тихо, торопливо и деловито, как ходят только те, у кого забот невпроворот, а времени – мало.
Дверь отворилась бесшумно.
– Привет, герой, – сказала миниатюрная девушка в коротком белом халатике и включила свет. – Скоро капельницу ставить. Ты как? Готов? Ну и погодка сегодня! Дождь всю ночь лил, а с утра туман такой – ни зги не видно.
Незнакомка непринуждённо щебетала обо всём сразу и ни о чём конкретно, а Вереск попятилась. Она отступала назад, пока не упёрлась спиной в стену. Глаза чуть не вылезли из орбит, а волосы на затылке встали дыбом.
Невысокая девушка выглядела хрупкой, но обладала аппетитными формами: верхние пуговицы белого халата не сходились. Светлые локоны отливали платиной, взгляд серых глаз лучился нежностью, а на пухлых чувственных губах то и дело мелькала улыбка. Тёплая, как лучи апрельского солнца...
– Сегодня у нас глюкоза. – Девушка ласково погладила Ладимира по небритой щеке. – Ну что? Давай-ка тебя прокапаем!
Вереск прижала ладонь к груди, тщась удержать взбесившееся сердце.
– Это я... – прошептала она. – Это же я!
– Не совсем. – Забвение дружески положило руку на её плечо. – Это Верочка Верескун. Медсестра. Уже года полтора за твоим красавцем ходит [1].
– Но... – Вереск разглядела крошечную блестящую бусинку в носу своего двойника и вздрогнула. – Я... Я же...
– Тебя он придумал, когда шёл дождь. – Голос Безликой изменился. Стал глубоким, проникновенным, гулким, словно эхо в горах. И звучал теперь прямо в голове. – Шёл сильный дождь, настоящий ливень, а ветер завывал голодным волком... Ты – образ. Мечта. Воплощение несбыточных желаний. Эфемерная и хрупкая, как предрассветная дымка.
"Ты – моя самая светлая грёза в мире, полном теней..."
Так вот о чём говорил тогда Ладимир...
Он знал. Он всё знал, помнил и понимал.
– Он придумал тебя, как сумел, – продолжило Забвение. – В его состоянии это вообще чудо. Но воплотить... Воплотить тебя он не мог. Никак и ни под каким видом.
– Но я есть, – глухо изрекла Вереск и вперилась взглядом в спутницу. – В этом всё дело?