- Я хочу, чтобы ты знала. Если ты сейчас разденешься, я тебя не пощажу.
Разденусь? Сердечко пропустило удар и ухнуло вниз, выжигая все на своем пути и оставляя зияющую пустоту.
- Я заполню собой каждую твою клеточку, - шептали его губы, а я, наконец, смогла сделать вздох, - и потребую сделать то же для меня.
Он жег меня своим взглядом, подарив мне право сделать выбор.
Мгновение… Его взгляд темнеет от нетерпения. Кажется, он даже не дышит в ожидании моего вердикта.
Я осторожно подняла руку, тронула ямочку на его подбородке. Опустила и медленно опустила молнию вниз…
- Я хочу, чтобы ты заполнил меня собой.
Закрыла глаза. И мир замер…
Это мгновение длилось целую бесконечность. Я сдалась ему, и не ждала пощады. Но что-то говорило мне, что я не пожалею о своем решении. Но… что же он так медлит?
Я не услышала ни шороха, не заметила ни движения, но он нависал надо мной уже совершенно голый. Ослепительно голый. Сердце зашлось в такой дикой пляске, что кровь молотом стучала в ушах, а полумрак, казалось, отступил. Я все видела будто в каком-то сиреневом тумане. Каждая складка ткани палатки, контуры и выступы его тела подсвечивались неоновыми всполохами. Я подняла ладонь , все еще спрятанную в рукаве и положила ее на щеку моему Лиаму. Моему… Это слово стало плавить меня изнутри. Я выгибалась навстречу его рукам, стаскивавшим с меня вспоротый его же когтем комбез.
- Какая же ты красивая, моя лиловая девочка…
Какая странная ласка.
Я зажмурила глаза и подалась губами вперед, вымаливая у него поцелуй. Легко коснувшись меня губами, вдруг опустил на них свой палец.
- Разожми зубы, - велел он мне звенящим от напряжения голосом.
А стоило мне подчиниться, как во рту, между зубами, оказался его палец.
- Будет больно, кусай. И прости, я больше не могу сдерживаться.
Будет больно, я знаю. И почему же я этого не боюсь? Почему же я так жажду этого? Я смотрела в его глаза, а сама ласкала его палец языком. Исследовала каждую клеточку, помогая себе губами. И эта странная, невинная ласка так на него подействовала, что на какое-то время он застыл в немом ступоре. И только глаза выдавали, что он еще жив. Что он меняется просто на моих глазах. Но меня это не пугало. Я уже видела его таким. Черты все еще очень напоминали Лиама. Но были более крупными, резкими, угловатыми. Моя ладонь, покоившаяся на его бледнеющей коже, отливала, действительно, лиловым цветом. Я такое же чудовище, как и он. Как и все те, кто еще жил внутри умирающего космолета.
Черный цвет его глаз пульсировал, переливался разноцветными всполохами и менялся каждый миг. До тех пор, пока не уставился на меня нереальными змеиными глазами. Они завораживали. Серые, с черными и золотыми прожилками, будто стекавшими ручьями к зрачку.