– Лео! Тут нет воды!
– Да? А мне показалось, там ещё оставалось, – спокойненько отвечает.
Его лицо невозмутимо, он не отрывается от того, что делал, и до меня доходит, что он меня обманул.
– Ты же ничего не ел!
– Никакой трагедии. Завтра поем.
– Лео! – уже практически ору на него. – Мы же договорились!
Он никак не комментирует моё обвинение. И не надо, потому что я уже предпринимаю соответствующие меры.
– Куда ты? – наконец, отрывается от своего телефона, потому что я упаковываю себя в пластиковую скатерть со стола – стянула её заранее – в туалет же нужно было как-то ночью бегать, зонты-то мы не взяли!
– Я не смогу спать под урчание твоего живота, – ставлю его в известность.
– Лея!
Утром меня будит шум: кто-то не просто ходит возле нашей палатки, но и, похоже, копается в наших вещах. Лео тоже это слышит: его карамельные глаза за доли секунды превращаются из сонных в настороженные.
– Кто-то ворует нашу еду, – сообщаю ему шёпотом свои соображения.
– Какую ещё еду?
– Ту, самую, из которой я вчера лепила тебе бутерброды!
– Ты что? Оставила её снаружи?
– Нет! Сбегала, разложила по кухонным шкафчикам! Откуда мне было знать, что народ тут такой вороватый?
Глаза у Лео становятся похожими на лунные кратеры, но мне уже не до его сантиментов: я бросаюсь открывать палатку, потому что красть мою еду – это преступление, которое не может оставаться безнаказанным. Как только мои ноги в носках оказываются снаружи, до меня доходит, почему Лео так злобно орал «Стой!».
Передо мной чёрная шапка с маленькими глазами и мокрым носом. Шапка, размером с меня, не теряется – опускается на все четыре медвежьи лапы и направляется прямиком ко мне. Скажу честно: я не готова к такой конфронтации. Жизнь меня ещё не подвергала таким испытаниям. Опыта у меня нет, но есть обострённый улицей до предела инстинкт выживания, и я уже лихорадочно шарю глазами по залитой солнцем траве в поисках топорика, который, возможно, Лео бросил снаружи. Но его нигде нет. Его нигде не видно.
Внезапно, одним рывком, меня затягивает внутрь палатки, причём с такой силой и скоростью, что я вначале утыкаюсь лицом в её стенку, затем всем телом стекаю за матрас. В это же самое время в уши начинают рваться женские крики. Кто-то голосом Лео говорит: «Иди! Иди отсюда! Иди в лес! Домой иди!».
Когда мне удаётся выбраться из-за матраса, почти намертво прижавшего меня вверх тормашками к натянутой ткани палатки, во всём кэмп-сайте уже царит настоящая вакханалия. Соседнее место, откуда я вчера вечером утащила новый стол, уже занято двумя домами на колёсах с откидными навесами. Женщина в малиновых йога-штанах и ядовито-салатовой спортивной майке бежит к нам и что-то орёт, но мне плевать, потому что Лео лежит на земле, и его глаза закрыты. Так сильно, как в это мгновение, мне ещё не было страшно.