— Откуда ты знаешь?
— Парни говорят.
— Что говорят?
— Совсем как девки, только хуже, — он ухмыльнулся, сверкнув ровными белыми зубами, — говорят, ты все это ради бабы натворил, и по-хорошему это невозможно.
Я молчал.
— А она свалила от тебя с деньгами, оставила одного расхлебывать. К тому же, она была старше тебя на десять лет и выглядела, как порнозвезда.
— Ну, это они загнули.
— Я не хочу знать правду, если что.
Он многозначительно помотал головой.
— Что, реально крутая телка?
— Это всё полный бред.
— А зачем ты ее выгораживаешь? Слей, что тебе терять? Она тебя кинула, сливай.
— Тарек, ты гений последовательности.
— Что?
Он достал из-за уха сигарету и покрутил в пальцах.
— Что бы ты сделал, если бы мог добраться до любой скрытой информации в мире? Представь, всё, что кто-либо когда-либо хотел утаить от других, стало тебе доступно?
— Выяснил бы, кто мой папаша, явился к нему и набил морду.
— Достойно. А потом?
— Узнал бы, где хранятся бабки, и пришел бы их забрать.
— А дальше?
— Ну что ты заладил? Пошел бы бабки тратить, что с ними делать еще... Подожди, ты хочешь сказать, что...
— Я ничего тебе не говорил.
— Ты гонишь чувак!
— Разумеется.
— Они хотят, чтобы ты на них работал?
— Бинго.
— А сам ты чего хочешь?
Отличный вопрос, Тарек. Я хочу упасть дважды в одну и ту же воду. Найти женщину, которой не существует. Быть только с тобой, Карла. В нашей вселенной либо в чужой, в этой жизни либо в грядущей. Мне плевать на границы, правила и условности.
Не помню, какое это по счету письмо. После нескольких ночей в одиночной камере мозги перестают различать даты, номера и порядки. Остается лишь страх никогда отсюда не выйти, замешанный на постепенно тающей уверенности во всем, что тебя окружает. Страх исчезнуть из информационного поля, стать абстрактным сгустком материи, кучкой бессмысленных битов, никем и ничем. Беспросветный и необъяснимый, куда более глубокий, чем страх смерти.
Я живу необоснованной верой в прошлое, снами, глюками, бесконечными беседами с Карлой, которую, если верить Мишель, я же сам и выдумал, чтобы оправдать собственную никчемность. С унылым упрямством вспоминаю подробности той скучной, бесконечно чужой жизни, которой я жил всего год назад. Скажем, первое будничное утро за много лет, когда я не пошел в школу.
В гостиной роем остервеневших пчел гудел пылесос. Интересно сколько времени продержится у нас нанятая недавно домработница? Я бы поставил недели на полторы.
Спустившись на кухню, я открыл холодильник и осмотрел крепостную стену из лотков с остатками вчерашней трапезы. Открыл полупустую бутылку кислого субботнего вина и глотнул из горлышка. Посочувствовал одинокой куриной ноге, застывшей в лужице бульона. Залил миску хлопьев «настоящим деревенским молоком 2% жирности». Таким же настоящим, как все в нашем доме, включая теплые родственные отношения. Услышал шорох шин по гравию — маменька вернулась из торгового центра.