Йозеф шёл в центре, укрытый щитом, и изредка делал коварные выпады, Фриц раскручивал булаву, Ганс Этелийский пытался достать Героя ударами двуручника. Лёхе снова приходилось отступать, но всё же он не мог отступать вечно.
Ненависть к подлой немчуре, что втроём нападают на безоружного путника, закипела в нём с новой силой. Толпой на одного — это не по-пацански. Значит, и против них можно драться любыми способами. На беспредел отвечают беспределом.
Он глубоко вдохнул, шмыгнул носом и ловко харкнул прямо в узкую щель над забралом шлема одного из рыцарей. Йозеф вдруг завизжал, остановился, рухнул на колени, выронил щит, снял шлем, схватился за лицо. Но выяснять, что произошло, Лёхе было некогда, он уже бросился на следующего фашиста, заходя в клинч с Гансом, так, чтобы тот не мог орудовать двуручником.
Фриц обрушил булаву на Героя, но Лёха предвидел этот манёвр. В последний момент он потянул Ганса к себе, и булава впечаталась в макушку его бацинета. Шлем снова зазвенел, а Ганс обмяк в руках Паладина и выронил меч.
Петрович тем временем наседал на Йозефа, шумно хлопая крыльями и пытаясь разодрать на клочья белокурого рыцаря, который до сих пор визжал и пытался вытереть Лёхин харчок. Йозеф катался по земле и закрывал лицо, а петух всё прыгал вокруг него, распевая героические военные гимны и боевые кличи.
Теперь Лёха остался один на один против Фрица.
— Чё, фашист, говорил же, можем повторить, бля, — хмыкнул Избранный.
Фриц вскинул булаву и героически бросился в суицидальную атаку. Лёха нырком ушёл от удара и двинул коленом под латную юбку. Рыцарь пискнул и осел на землю, выпуская рукоять.
Поле битвы осталось за Лёхой. Он осмотрелся по сторонам. Все фашисты лежали поверженные и безоружные. Герой перетащил их к дереву, на всякий случай добавил каждому по голове. Пошарил в седельных сумках, связал всех троих. Рыцари что-то невнятно мычали, но Лёха не слушал. Никаких переговоров с фашистами быть не может.
Всё оружие он сложил отдельной кучкой, лошадей привязал к тому же дереву, что и рыцарей. Приказал Петровичу сторожить пленных, а сам вернулся к костру, который уже потух. И всё было хорошо, да только одна беда. Свинокарась всё-таки ускользнул.