— Говорят, города, как такового уже практически нет, — Людовик, как человек, на протяжении нескольких дней старательно собиравший информацию о дядюшке, дернул раненым, все еще перевязанным плечом. Он вообще выглядел сейчас довольно необычно, этот парень, поскольку запасной рубашки, отправляясь в путешествие, с собой не взял, создать ее даже не подумал, и теперь щеголял в старой, один рукав которой был, по совету Чарльза, отрезан, а на обнаженной руке белел, хотя точнее было бы сказать «грязнел», бинт.
— В Кале шептали, что мастер, подмяв под себя мир, уничтожил Лондон, — продолжал он, — От города остались какие-то ошметки, а подавляющую часть пространства занимает дворец. Альберт живет на широкую ногу — его дом по сути представляет собой целый город.
— Надеюсь, хоть причалить-то есть куда? — Винсент поморщился и, глянув наверх, на потолок каюты, задумчиво прибавил, — Капитан сказал, что завтра к полудню мы уже будем на месте. Надеюсь, нас не встретят канонадой прямо в голову.
— Ну, ты, я и Влад только порадуемся этому, — пожал плечами Роман, — Закопаем Татьяну и Луи и отправимся на поиски сокровищ… Слушайте, а давайте ограбим мастера?
— А я думала, пираты только на Винса плохо повлияли, — сумрачно отозвалась девушка и, присев на кровать, хлопнула себя по коленям, — Значит, решено. Завтра мы причаливаем, и всеми правдами и неправдами разыскиваем Тьери. А потом…
— Берем его штурмом, связываем и заставляем помочь нам обокрасть дядю! — весело подхватил виконт, — Отличный план, так и поступим!
…
Вечерело.
Татьяна сидела на большой бочке, куда ее усадил Чеслав, заметив, что гостья капитана никак не может забраться и безрадостно созерцала матросов. Они смеялись, они радовались, они стучали кружками по палубе и кричали о своей победе над «британскими свиньями». Сидеть в каюте сейчас было бы бессмысленно — уснуть эти крики ей бы все равно не позволили, а участвовать в попойке не хотелось. Людовик и Роман, стоя у борта, весело смеялись, обмениваясь какими-то комментариями, не обращая внимания ни на пиратов, ни на свою спутницу. Владислав, которому рана уже позволяла покидать каюту, сидел на бухте каната с кружкой рома в руке, и потихоньку попивал его, скромно улыбаясь в ответ на соленые шутки матросов. Ему, человеку нежной души, художнику, они претили, но вместе с тем и нравились. Иногда художнику для вдохновения нужна фактура, и Владислав, глядя на бесчинствующих пиратов, уже прикидывал сюжет для очередной картины.
Винсент, принятый в среде морских волков за своего, веселился и пил вместе с ними, ничуть не уступая даже самым просоленным морякам.