Рыжий, улыбаясь, мягко обнял ее за плечи, немного привлекая к себе. Он не был пьян, но алкоголем от него, как и от всей команды, несло сильно, поэтому Татьяна занервничала еще больше — чего ждать от подвыпившего оборотня, предположить было трудно.
— Капитан привык к качке, мисс. Его не собьет с места даже шторм, что уж легкая зыбь… Идите спать. Матросы подвыпили, их разум затуманен, я бы не хотел, чтобы с вами вдруг что-то произошло. Я провожу вас до каюты капитана.
— Н… не стоит, я найду дорогу, — девушка предприняла неловкую попытку вывернуться из объятий своего излишне заботливого собеседника, — Вы… вы веселитесь, Чес, не надо беспокоиться обо мне… Надеюсь, капитан с пьяных глаз не заявится выгонять меня из своей каюты, — она на миг поникла, — Это было бы неприятно.
— Капитан не пьянеет, — рыжий широко ухмыльнулся, и в голосе его послышались нотки гордости, — Он никогда не теряет здравого рассудка, наш капитан. Разве что когда злится, но за то и был прозван Бешенным… Идемте, мисс, я провожу вас, — и, не слушая дальнейших возражений, он уверенно повлек Татьяну в нужном направлении…
…Над фрегатом сгустилась ночь. Ричард, действительно заключенный в камеру в трюме, стоял, прислонившись виском к одному из прутьев решетки, и мрачно размышлял о своей доле. Выбраться из клетки, бежать, ему, оборотню, было не так уж и затруднительно, но он не делал этого в робкой и наивной надежде разузнать побольше о планах противника, не желая раскрывать перед пиратами своей истинной сути, да и вообще полагая побег уделом низменных людей. Ему, лорду, таковое не пристало, поэтому он грустно и тоскливо ожидал прибытия в Англию, искренне надеясь, что взявшие его в плен молокососы не позабудут его на пиратском судне.
Быть в плену у тех, за кем охотился всю жизнь, кого не переносил на дух, кого ненавидел всей душой, оборотню было омерзительно и, будь его воля, он бы, пожалуй, перебил бы всех этих головорезов и развесил бы их на реях этого проклятого корабля. Но Бешенный слишком уверенно ссылался на мастера. Рисковать было нельзя — если он действительно под защитой такого человека, то следовало для начала получить разрешение на бойню, а уж потом ее устраивать.
На душе было тоскливо. Пока они были на бриге, ему хотя бы была предоставлена возможность бродить по судну, куда ему заблагорассудится, а здесь он был вынужден коротать время на узком пятачке, огороженном решеткой. Там он мог пообщаться с этими мальчишками, ухитрившимися взять его в плен, мог перекинуться парой слов с капитаном или с этим странным человеком, образовавшимся на палубе неизвестно откуда, мог, в конце концов, поговорить с девушкой, которая будила в его душе какие-то странные, не до конца понятные самому мужчине, чувства! Там он был свободен, пусть только в границах судна, но все-таки свободен и мог делать практически, что угодно.