— Ну, ты слепой, Винс! А еще котом называться смеет — ну ни стыда, ни совести у хвостатого! Даже я уже все рассмотрел, хотя я тут самый маленький и вообще редко замечаю то, что выше меня, а вы все никак не осознаете величие места, куда нас занесло!
— Я сознаю, что здесь не хватает света, — буркнула девушка, переминающаяся с ноги на ногу возле стены и не решающаяся идти дальше. Сегодняшнее путешествие утомило ее не меньше, чем странствия предыдущих дней; рычание, доносящееся из-за стены, как гимн боя, идущего между двумя оборотнями, действовало угнетающе, и на шутку Татьяна настроена как-то не была. Мысль о том, что где-то там, далеко впереди, среди мрака, их, возможно, в нетерпении ожидает несчастный плененный Эрик, безусловно, толкала на безрассудные поступки, прямо-таки подпихивая в спину, однако, девушка пока колебалась. Быть первой, кто сделает шаг во мрак ей не хотелось.
— А среди нас тут, вроде бы как, маги имеются… — Людовик элегически вздохнул и, изо всех сил делая вид, что к магам отношения не имеет, с претензией воззрился на хранителя памяти, — Почему ты не создашь нам лампочку?
— А ты почему не создашь ее? — беззлобно огрызнулся последний и, махнув рукой, вновь вспоминая, кто здесь является предводителем и командиром отряда, решительно шагнул вперед, минуя границу между слабой тенью света, падающего из пробитой Луи дыры в стене, и кромешной тьмой.
Татьяна, внезапно вспомнившая свое путешествие по подвалам Нормонда, где она передвигалась в такой же непроглядной темноте, поморщилась и, тяжело вздохнув, без особенного энтузиазма последовала за ним.
Остальные не успели сделать и шага.
Винсент, шедший легко и уверенно, словно бы и в самом деле был способен видеть во мраке, чего на самом деле, надо заметить, не было, успел шагнуть ровно два раза, когда по странному коридору вдруг пронеслась яркая вспышка, на мгновения ослепившая всех.
Девушка вскрикнула; ее спутники кто заслонил глаза рукой, кто зажмурился, а кто и вовсе, как Роман, предпочел отвернуться и закрыть руками голову.
— Пожалуй, я пойду обратно, — не преминул высказаться он, — В этом коридоре мне явно не рады, а мое благородство не позволяет мне проявлять навязчивость.
— А может, наоборот, рады?.. — Людовик, в отличие от брата проявивший чудеса смелости и не только не отвернувшийся, но даже и зажмурившийся не более, чем на секунду, открыл глаза и медленно, недоверчиво огляделся, — Да, теперь я понимаю, почему ты говорил, что здесь красиво… И смотри-ка — кто-то по доброте душевной осветил нам путь!
Виконт недоверчиво нахмурился, как-то неожиданно осознавая слова брата как истину. Вокруг и в самом деле было светло, словно та странная вспышка, что ослепила их, задержалась в коридоре, озаряя его.