Но в какой-то момент из кабинета стали выходить разные гости, и отец пришёл, и даже Гортензия, а Пьетро и Барбареллы всё не было. Лоренца решительно направилась туда… и в дверях столкнулась с Барбареллой.
— Иди к нему, — сказала та шёпотом. — Он очень недоволен результатами переговоров, его кровожадная натура так и не насытилась. Сделай с ним что-нибудь, а то у меня дела горят, — рассмеялась и убежала.
Вот, так всегда. Он будет обсуждать дела незнамо с кем, а ей — потом утешать его, если дело не выгорело.
Лоренца открыла тяжёлую дверь и проскользнула в кабинет.
После непростого разговора очень хотелось выдохнуть и, может быть, что-нибудь съесть, но оставаться в кабинете было слишком некомфортно. Поэтому не только Элоиза, но и остальные живые — не нарисованные встали, не сговариваясь, и пошли наружу, как только все острые вопросы были решены.
Впрочем, накрытые столы нашлись в зале рядом с бальной — закуски, горячее, сладкое, десертное — какое угодно. Там бродили местные жители, судя по одежде — из девятнадцатого века. Ампирную даму миниатюрного сложения звали Эжени, и с ней как-то очень уместным оказалось поговорить по-французски обо всём на свете. Даму в турнюре — Жерменой, она тоже оказалась парижанкой, да ещё и художницей. Про живопись Элоиза призналась, что кистей никогда в руки не брала, но рассказала про сестру-художницу и обилие специалистов вокруг в последние два с лишним года.
Варфоломей уговаривал поесть Патрицио Маркони — тот до сих пор был взволнован и несчастен.
Себастьен обошёл своих сотрудников, ему, похоже, доложились, потом он появился у стола и был готов пробовать местные закуски и вина, и танцевать, и что тут ещё положено делать, милые дамы, просветите, пожалуйста.
Милые дамы с готовностью взялись просвещать нового, не успевшего ещё надоесть кавалера, плюс никаким образом не родственника. А к Элоизе подсел местный кавалер, на которого, точнее, на его одежду она обратила внимание ещё в самом начале — очень много общего с её платьем, как будто шил один портной.
Кавалер назвался Джиакомо Донати, он был супругом уже известной Элоизе Гортензии. Которая, к слову, как вышла из кабинета Пьетро после переговоров, так и исчезла куда-то.
Джиакомо отлично умел вести лёгкую беседу обо всём и ни о чем. Он тоже заметил сходство их костюмов, стал расспрашивать — что да почему, да что её высочество вообще знает о его эпохе. Пришлось признать, что кое-что, плюс тётушка-коллекционер. И тут из зала донеслось объявление следующего танца, и это был контрданс «Черная лошадка».