— Сань, не пори горячку, — Влад обошел Сашу, преградил тому дорогу к машине.
— Не, Влад, ты не понимаешь, ее надо убрать, а иначе могут быть проблемы. Знаем, проходили уже, — Воронов пьяно усмехнулся.
— Послушай, тебе сейчас нужно успокоиться, — Демидов снова предпринял попытку вразумить друга, а сам достал мобильник и написал короткое смс Калинину, чтобы тот из дома не высовывался. — Иначе сгоряча сотворишь непоправимое, о чем потом будешь жалеть. Один неверный шаг, и можно потерять все.
— Влад, ты меня слышишь?! — сорвавшимся голосом почти прокричал Саша. — Я семью потерял! Так из-за этой девки я еще и в тюрьму могу загреметь! — зло выплевывал он слова. — Погон лишиться, должности! А это для меня пострашнее самой тюрьмы. Я без погон не смогу! Мне сдохнуть проще, чем на гражданку уйти. Понимаешь?!
Последние слова Воронова полоснули по сердцу похлеще самого острого ножа. Влад понимал. Наверное, так, как не смог бы понять никто. За эти шесть лет не проходило ни дня, чтобы он не вспоминал о своей службе в полиции.
Первое время, в тюрьме, Владу постоянно снилось, что он еще работает опером. Кабинет, планерки, выезды, захваты, учебные тревоги и построения на плацу. И потом, пять лет спустя, выйдя на свободу, он все равно никак не мог отделаться от оперских привычек и даже во время обычной прогулки на улице крутил головой по сторонам и окидывал цепким взглядом местность на предмет опасности. Опер — это навсегда, это в крови. Говорят же, что бывших ментов не бывает. Надев однажды на себя погоны, снять их уже невозможно. Можно их содрать с форменной одежды и выбросить за ненадобностью, но психологически они навсегда останутся на твоих плечах.
Служба в полиции, а тем более, если ты проработал там свыше десяти лет, безусловно, накладывает отпечаток на всю оставшуюся жизнь и преломляет психику. Нет страшнее черта, чем бывшего ангела, и нет страшнее преступника, чем бывшего мента. Потому что за время службы опером на «земле» абсолютно все чувства притупляются. Сразу после школы милиции ты приходишь в ментовку с намерением раскрывать настоящие преступления и наказывать виновных, а начальство, которое ни во что не вникает, только требует повышения статистики. И вот ты становишься частью системы, адаптируешься и принимаешь правила игры. Понимаешь, что начальство ставят не для того, чтобы не было коррупции, а чтобы ее контролировать, и что самое главное — не лезть в чужие интересы. Под предводительством Воронова же появилась реальная возможность вершить «свое» правосудие, а вместе с тем адреналин, азарт от работы, внутреннее удовлетворение от мысли, что еще на одну мразь стало меньше. У тебя есть дело, которое дает тебе значимость жизни, смысл, и ты готов отдаваться ему без остатка. Это и есть твоя жизнь. Должность, звание, красная корочка в кармане — это все, что ты теперь представляешь в глазах самого же себя.